».
Письмо это получило широко хождение в «Самиздате», чему немало способствовал сам Солженицын, разославший его в 250 адресов. Несомненно, читал его и Каплер — кроме информации о закрытых изданиях романов, он перенес в свой рассказ и антураж — Союз писателей (отсюда Фадеев — генеральный секретарь ССП)…
Даже сталинский отзыв о романе (мол, «книга хорошая, однако издать сейчас нельзя, разве что лет через десять») — это слегка отредактированные слова М. А. Суслова, сказанные 23 июля 1962 года Василию Гроссману по поводу романа «Жизнь и судьба»: «издать его можно будет через 250 лет»…
Ну, что тут скажешь? Творческая личность… Ведь Сталинскую премию он получил в 1941 году за сценарии фильмов «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». А так хочется убедить других, что знакомством с тобой не гнушались люди действительно великие. И приличные.
Так писал Бабель роман о ЧК или не писал?
Перед тем, как принять на веру рассказ Каплера, профессор Флейшман сообщает:
«Сведения о работе Бабеля над романом о ЧК рано просочились в эмигрантскую прессу (включая Социалистический Вестник)» <…>>{381}.
Но, вопреки всегдашнему своему обыкновению, ни имен, ни ссылок (хотя бы на тот же «Социалистичекий вестник») не приводит.
Помню, что слух такой — очень упорный — ходил по Москве в 60-е годы… О том, от кого он исходит, спрашивать было не принято. Тем более требовать подтверждений! Раз говорят, то, наверное, не зря…
И все-таки — концы отыскать можно… И не заграницей, а в Москве — Москве 1934 года. Тогда узнали, что Бабель:
«хочет писать большую вещь о Чека.
— Только не знаю, справлюсь ли — очень уж я однообразно думаю о ЧК. И это оттого, что чекисты, которых знаю, ну… ну, просто святые люди. И я опасаюсь, не получилось бы приторно. А другой стороны не знаю. Да и не знаю вовсе настроений тех, которые населяли камеры, — это меня как-то даже и не интересует. Все-таки возьмусь».
Это запись из дневника Дмитрия Фурманова, а изложил он свой ночной разговор с Бабелем, состоявшийся 20 декабря 1924 года>{382}.
Следующая запись — 1925 года:
«Давно уже думает он <Бабель — Б.-С.> про книгу, про „Чека“, об этой книге говорил еще весной, думает все и теперь. <…> Да „всего“ пока нельзя, — говорит, — сказать, а комкать неохота, — потому думаю, коплю, но терплю… Пишу драму. Написал сценарий. Но это — не главное. Главное — „Чека“: ею охвачен» >{383}.
Так родился слух — Бабель пишет книгу, и называется она «Чека». Слух родился и не захотел умирать — дожил до Каплера, повторившего даже название книги — «не то „Чека“, не то „Чекисты“»… И никто не обратил внимания, что признание свое Бабель сделал не в 1934 году, когда издали фурмановский дневник, а десятью годами раньше. В чем причина такой невнимательности? А в том, что Бабель задал современникам загадку. И они настойчиво пытались ее разгадать: