Любите ли вы аукционы так, как я их — без взаимности? Когда я им — ничего, а они мне — всё! Всё — оттого, что желание мое не обладать, а посмотреть… Вот и смотрю.
9 октября 2014 года. Аукцион в Никитском переулке. Бывшая улица Белинского (стоя лицом к Кремлю, от Тверской направо). Лот 487: «Собственноручное письмо Исаака Бабеля Лазарю Моисеевичу Кагановичу». Просили за него не больше 6000 у.е., а продали за 24 тысячи! А вот и само письмо.
Смотрю и изумляюсь — да я ж его читал. Правда, не отсканированную копию, а в книге. И там было написано, что письмо это хранится в Архиве Президента РФ — фонд № 3, 34-я опись, дело № 206, лист 23.
Неужели и президентский архив пошел с молотка!?.. Вчитался, и отступила сердечная боль. Письма очень похожи и все-таки — разные!
Вот то, что выставили на продажу:
«Дорогой т. Каганович
Для того чтобы жить и работать мне нужно устроить мои семейные дела. Через несколько дней жене моей в Париже должны сделать операцию щитовидной железы, ее перевезли в больницу. Трехлетняя наша дочь брошена без призору в чужом городе, живет вместе с душевно-больной старухой. В начале марта я подал заявление о выдаче мне заграничного паспорта, четыре месяца я жду ответа. Душевные силы приходят к концу. Я чувствую себя выброшенным из жизни, смысл существования — труд — отнят у меня. Я знаю, что крушение личной моей жизни, уничтожение [личной] меня, как работника — никому не нужны и прошу вас поэтому о помощи и содействии.
Преданный Вам И. Бабель»>{494} И сверху другим почерком размашисто: «Архив».
Письмо без даты, но время написания легко установить по содержанию: «В начале марта я подал заявление <…>, четыре месяца я жду ответа». Начало марта и еще 4 месяца — это начало июля или конец июня.
А вот письмо напечатанное:
«Москва, 27 июня 1932 г.
Дорогой т. Каганович.
Через несколько дней моей жене должны сделать в Париже операцию частичного удаления щитовидной железы. Выехала она за границу, принужденная к этому тяжело сложившимися семейными нашими обстоятельствами; теперь острота этих обстоятельств миновала. Мой долг — присутствовать при ее операции и затем увезти ее и ребенка (трехлетняя дочь, которую я еще не видел) в Москву. Я чувствую себя ответственным за две жизни. Постоянная душевная тревога, в которой я нахожусь, привела меня к состоянию, граничащему с отчаянием. Я не могу работать, не могу привести к окончанию начатые работы (в их числе — пьеса, которую надо сдать в театре не позже августа, роман о петлюровщине и др.), труд нескольких лет находится под угрозой. Я прошу вас помочь мне в скорейшем получении загр<аничного> паспорта.