Ваш И Бабель»>{495}
В чем отличия?
Первое письмо — сугубо личное: жена больная, дочка беспризорная, старуха безумная (это про тещу — Берту Давыдовну Гронфайн), сам я весь извелся, помилосердствуйте, а то пропаду!
А во втором письме акценты расставлены совсем иные… Настолько иные, что заставляют ставить вопрос об авторстве.
* * *
Начнем с надписи на первом письме: «Архив».
Как она могла появиться. Время написания двух писем — продажного и печатного — практически совпадает: конец июня и 27 июня 1932 года. И, скорее всего, дело обстояло так. Принес Бабель письмо в официальное учреждение. Там его заставили письмо переписать, а первый вариант намеревались отправить в архив. Но — не отправили…
С кем же Бабель беседовал?
Вместе с бабелевским на аукцион выставили еще два писательских письма: Алексея Толстого (от 12 октября 1938 г.: «Я считаю долгом сигнализировать…» — в защиту М. М. Болотнера, главврача санатория в Кисловодске)>{496} и коллективный (Н. Асеева, А. Безыменского, М. Голодного, С. Кирсанова, В. Инбер, В. Луговского, А. Суркова) донос 1935 года на «фашиста-хулигана» поэта Павла Васильева>{497}.
Даты писем различны, а адресат у всех один — Каганович Л. М. Значит, происхождение писем установлено — это некий архив, где хранились документы означенного деятеля!..
Но, честно говоря, не значит… Рукописей Бабеля сохранилось крайне мало, а коллекционеров сегодня пруд пруди. И вот, для удовлетворения спроса, на рынок подбрасывают фальшивки. Пока робко и немного, но начало положено. Так что для удостоверения подлинности нужны какие-то дополнительные аргументы. И они есть!
Оказалось, что аукционное письмо Бабеля было опубликовано>{498}. Публикатор — Юрий Михайлович Мурзин, заслуженный архитектор РФ и внучатый зять Л. Кагановича, все подробно изложил: от покойного деда жены осталась внушительная библиотека. И на полках — между книгами по архитектуре — стояло несколько папок с документами. В папках этих лежали и писательские письма>{499}.
Так что можно успокоиться: письмо Бабеля подлинное, и на продажу его выставили наследники Кагановича.
В домашнем же архиве человека (если он не коллекционер) откладываются свидетельства того, к чему владелец был причастен лично.
А личной своей вовлеченности в бабелевские дела Лазарь Моисеевич не скрывал:
«М. Горький обратился в ЦК с просьбой разрешить Бабелю выехать за границу на короткий срок. Несмотря на то, что я передал, мы сомневаемся в целесообразности этого, от него мне звонят каждый день. Видимо, Горький это принимает с некоторой остротой. Зная, что Вы в таких случаях относитесь с особой чуткостью к нему, я Вам об этом сообщаю и спрашиваю, как быть».