Исследователи охарактеризовали и тот мир, в котором живут и действуют герои «Одесских рассказов» до революции, — это мир ретроспективной утопии, «то ли библейский Эдем, то ли гомеровский военный лагерь, в котором наслаждаются, страдают, пьют, грабят, спокойно убивают друг друга люди-исполины, знающие о тайне жизни что-то такое, что неизвестно их малосильным потомкам»>{82}-
Следует отметить, что «Одесские рассказы» писались не в безвоздушном пространстве, и когда персонажи задаются вопросом: «Где начинается полиция, и где кончается Беня?», то вопрос этот не риторический. Там, где начинается Беня, кончается не просто полиция — там кончается российская власть. А там, где кончается российская власть, начинается другая страна. У нее даже название есть: Молдава>{83}… Но суть не в названии, а в том что страна эта еврейская. И в ней, как в любой другой стране, есть свои воры, бандиты, убийцы и проститутки. А теперь самое время вспомнить, что была такая идеология, которая имела целью обрести весь этот букет зла в своем национальном доме, и называлась идеология эта сионизм. Причина, конечно, не в особой любви к ворам и проституткам, а в стремлении превратить народ-мессию в нормальный народ, со всеми признаками народа, живущего в нормальной стране.
И — самый главный результат: исследователи установили сюжет цикла «Одесские рассказы». Впрочем, Бабель и сам его не скрывает:
«Начал я.
— Реб Арье Лейб, — сказал я старику, — поговорим о Бене Крике. Поговорим о молниеносном его начале и об ужасном конце».
Этой цели и подчинен цикл: показать путь персонажа от ослепительного начала до ужасного конца>{84}.
Оттого никогда не воспроизводился более рассказ «Справедливость в скобках», формально — первый из одесского цикла. Причина — ужасный конец следует безотлагательно, а блистательного начала нет вообще.
Концы же все одинаковые: смерть (Беня Крик в киноповести, Фроим Грач, в киноповести расстрелянный вместе с Беней, а в рассказе — в одиночку), приговор к смерти от голода (Арье-Лейб, «Конец богадельни») или превращение в тень человека — Мендель Крик, забитый до полусмерти собственными детьми (рассказ и пьеса «Закат», рассказ «Отец»).
Причем жизнь и смерть строго распределены: вся жизнь была до революции, а революция и после — это смерть.
Бабель, наверное, и не собирался дописывать картину столь черными красками. Ведь процитированная выше фраза — «поговорим о Бене Крике. Поговорим о молниеносном его начале и об ужасном конце» — несет в себе не только предвестие ужасных событий, но и напоминание о другом начале: