должны они быть, квашеными да будут они
испечены, это первинки Господу» (Левит, 23:17).
И, наконец:
«а маленькое дите ваше, такое дите, как звездочка, должно захлянуть без молока…»
Причем здесь младенец, его-то никто Храму не жертвует?!. Младенец, и правда, не при чем. Дело в молоке: Шавуот — это праздник дарования Торы; в этот день Моисей спустился с горы Синай, держа в руках скрижали с Десятью заповедями. И, когда евреи вернулись в свой лагерь у подножия горы, им пришлось довольствоваться молочной пищей. С тех пор, в память о прошлом, евреи перед обедом совершают в этот день молочную трапезу.
А Любка Козак своему сыну Давиду в молоке отказывает. Потому ли, что грудь ее пуста?
Молока у Любки нет оттого, что она отказывается выполнять законы, установленные для людей, и хочет занять место Бога. А поскольку в «Одесских рассказах» на это место претендует не она одна, то и говорить надо не о Боге, но о богах.
Но рассказы о богах — это не рассказы, а мифы. И в мифах никого не удивляет ни многоженство Зевса, ни свары олимпийцев.
Одесса родилась до Бабеля. Полагали даже, что и до Одессы. Будто прежде не саманное стойбище Хаджи-Бей здесь горбатилось, а раскинулся античный и культурный город Одессос. Лишь в советское время выяснилось, что Одессос тот и на самом деле стоял, но у соседей — в Болгарии, рядом с Варной…
Но без Бабеля и Одессы не было бы… Потому что Одесса — это не Греция, выброшенная на русский брег. Это Олимп!
Этот рассказ не вызвал трудностей при чтении, равно как и интереса. Ни у кого. Потому что все с рассказом было ясно: советская агит-сказка про международную солидарность трудящихся. И, в лучшем случае, отношение к рассказу было двойственным — от брезгливости к написанному до (тоже не без брезгливости) жалости к человеку, вынужденному такое писать.
И уж, понятно, никто не доискивался глубин… Глубин чего? — падения?!
А зря!
Итак, «Ты проморгал, капитан!»
Зима, январь, 1924 год, Одесский порт. 9-балльный ветер, а в городе играют оркестры. Сегодня на Красной площади в Москве хоронят Ленина. И матросы с английского парохода тоже хотят участвовать в митинге, но капитан не велит — мол, ветер 9-балльный, как бы чего не вышло! А чтоб матросы не сбежали, приказывает боцману запереть их в трюме. Боцман не возражает, но стоит капитану скрыться в теплой каюте, тут же выбрасывает матросов за борт, и те по льду бегут в город, где жмут руки рабочим и маршируют в траурной колонне. Мораль: ты, капитан, доверился боцману и — проморгал!
А вот завязка конфликта: