Одно только осталось непонятным — для чего эта новелла была написана?.. Что хотел сказать автор? Или он в нее никакой тайной мысли не вложил?
Вчитаемся… Вот Мельников находит Тимошенко в Радзивиллове, «изувеченном городишке, похожем на оборванную салопницу. <…> Облитый французскими духами и похожий на Петра Великого, он жил в опале с казачкой Павлой, отбитой им у еврея интенданта, и с двадцатью кровными лошадьми, которых мы все считали его собственностью. Солнце на его дворе напрягалось и томилось слепотой своих лучей, жеребята на его дворе бурно сосали маток, конюхи с взмокшими спинами просеивали овес на выцветших веялках и только Мельников, израненный истиной и ведомый местью, шел напрямик к забаррикадированному двору».
Из всей этой благостной картины выламывается один фрагмент:
«Солнце на его дворе напрягалось и томилось слепотой своих лучей».
С чего бы солнцу напрягаться и томиться, причем именно на дворе Тимошенко? Причина станет понятной, если мы остановим внимание на сцеплении трех слов: «солнце» и «своих лучей». Они из другой песни, и зовут эту песню «Интернационал»:
И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей, —
Для нас всё так же солнце станет
Сиять огнём
своих лучей>{145}.
При чем здесь «Интернационал»?
Попробуем понять… Где проживает опальный красный генерал? Понятно, что не под открытым небом, а в доме. Перед домом двор. А на дворе конюшни, собственный табун в двадцать голов, толпа конюхов у веялок веет овес… Значит, овес нового урожая, еще не очищенный от мякины… А сам двор забаррикадирован — любому чужаку вход закрыт… Нет, это не дом и не двор… Это поместье! А опальный начдив — помещик!
Так что, кто «был ничем», так ничем и остался, и добра своего не отвоевал — его снова отобрали. Господ старых прогнали, так новые пришли… Оттого-то и пишет Мельников заявление о выходе из партии, пообещавшей свободу и обманувшей.
«И вот партия не может мне возворотить, согласно резолюции, мое кровное, то я не имею выхода, как писать это заявление со слезами, которые не подобают бойцу, но текут бесперечь и секут сердце, засекая сердце в кровь».
* * *
Вот такая душераздирающая история. Гнетущая правда жизни!
Раскрываем «Дневник», и — полное изумление:
«5.8.20. Хотин
<…>
Главное — внутренние перемены, все перевернуто.
Начдива жалко до боли, казачество волнуется, разговоры из-под угла, интересное явление, собираются, шепчутся, Бах- туров>{146} подавлен, герой был начдив, теперь командир в комнату не пускает, <…> тяжкое унижение, в лицо бросили — вы предатель, Тимошенко засмеялся, — Апанасенко, новая и яркая фигура, некрасив, коряв, страстен, самолюбив, честолюбив, написал воззвание в Ставрополь и на Дон о непорядках тыла, для того, чтобы сообщить в родные места, что он начдив. Тимошенко был легче, веселее, шире и, может быть, хуже. Два человека, не любили они, верно, друг друга. <…>