— Веришь теперь Ваське эксцентрику, третьей непобедимой кавбригады комиссару?..»
Старик поверил, но потом Конкин его все-таки зарубил. Конкин упомянут Бабелем еще несколько раз, но не в книге, и не в «Дневнике», а в планах и набросках к «Конармии». Самая пространная запись выглядит так:
«Вася Рыбочкин.
Стиль — [В Белеве] — Короткие главы, насыщенные содержанием.
Конкин. Застаю бригаду в ожидании. Представление у батюшки. Чего тебе, Масейка. — Известие за героя Василия Рыбочкина. — Приказ командарма. Другой Рыбочкин. — [Бой] Плетит казака. — Потом из боя, золотые часы, сундуки, конь. — Приеду в Нижний, эх, запылю… Сестра милосердия на лошади, [зара<за>] стерва… — Заработал комиссар. — Карточка клоуна. Привет из Нижнего. — Всемирно знаменитый [кло<ун>] чудо-клоун и парфорсный [но] ездок-иностранец».>{162}
Парфорсная (от французского par force — «силой») езда — цирковой номер, в котором наездник выполняет акробатические упражнения на лошади, преодолевающей различные искусственные препятствия. Непонятно только, к кому относятся эти цирковые черты — к Конкину или неведомому Васе Рыбочкину? Наверное, все-таки к Рыбочкину: Конкин объявляет себя не атлетом, но чревовещателем, а часть перечисленных в наброске черт переданы персонажу новеллы «Вдова» — кучеру начдива Левке:
«Левка размешивает веткой в котелке. Он говорит:
— Приехал я в Темрюк-городок. Местность малоизвестная, братва, вся как есть, незнаемая. Работаю в цирке парфорсную езду, а также атлет легкого веса. Городок, конечно, для женщины утомительный, завидели меня дамочки, стены рушат… Лев Гаврилыч, не откажите принять закуску по карте, не пожалеете безвозвратно потерянного времени…
Подались мы с одной в трактир. Требуем телятины две порции, требуем полштофа, сидим с ней совершенно тихо, выпиваем… Гляжу — суется ко мне некоторый господин, одет ничего, чисто, но в личности его я замечаю большое воображение, и сам он под мухой.
— Извиняюсь, говорит, какая у вас, между прочим, национальность?
— По какой причине, спрашиваю, вы меня, господин, за национальность трогаете, когда я тем более нахожусь при дамском обществе?
А он:
— Какой вы, говорит, есть атлет?… Во французской борьбе из таких бессрочную подкладку делают. Докажите мне свою нацию…»>{163}.
Итак, как мы видим, оснований для цирковых ассоциаций реальные биографии конармейцев не дают. Разве что в одном случае, да и то сомнительном…
Какую же цель преследовал Бабель, погружая своих персонажей в цирковой антураж?
Едва ли мы встречаем здесь некий прием. Приемы оказывают свое действие немедленно, в пределах фразы — они сразу же заставляют читателя увидеть описанное под новым углом. А в собранной нами коллекции ничего подобного нет.