Вокруг гостей ведьмы и нее самой одно за другим стали вспыхивать зеркала. Зеркал было так много, что в несколько мгновений они окружили застывших людей со всех сторон. Альвах тоскливо огляделся, догадываясь, что увидит.
Роман действительно увидел себя — таким, каким и должен был быть. Рослый и крепкий, он стоял, обнимая плечи руками, точно на его груди росло что-то, что мужу стоило скрывать от чужих взглядов.
Однако не собственное, данное от рождения лицо поразило бывшего Инквизитора.
Рядом с ним, оглаживая его волосы, подрагивало страшное чудовище. Покрытое чешуей тело огромной змеи утолщалось кверху, переходя в женский стан. Впрочем, женским его можно было бы назвать с большими условностями. Кожа была зеленее, чем показывала магия хаоса, которая в глазах смертных превращала чудище в женщину. Груди больше напоминали две выпуклые чешуи большего размера. На вытянутом книзу лице почти отсутствовал нос, оставляя вместо себя две продольные впадины. Но самым мерзким охваченному отвращением роману показались волосы. Вместо темных прядей магия зеркала показывала шевелящихся на голове ведьмы змей. Змеи тянулись к нему, тычась тупыми носами в его щеку и висок, вызывая омерзение. Альваху потребовалось все его самообладание, чтобы не оттолкнуть оглаживавшую его горгону. Отчего-то он был уверен, что такой жест будет иметь страшные последствия — для всех.
Меж тем, Ипполита и ее женщины разглядывали вовсе не ведьму.
— Так Марика… не женщина?
Взгляд чудовища обратился к дочери Первой. Горгона оскалилась, показав острые, как иглы, зубы.
— Марика — не женщина, глупая доверчивая смертная. Марика — сын Лея по имени Марк Альвах. Конечно, есть у вашего женского рода враги страшнее, чем он. Однако возьмись кто-то составлять список, он вошел бы в первую сотню. Верно я говорю, господин Инквизитор?
Чудовищные пальцы отпустили голову. Ладони ведьмы легли на плечи романа, обнимая его за шею.
— На самом деле, я могла бы вернуть тебе то, чего лишила, — не дождавшись ответа, жрица хаоса притянула к себе Альваха, чмокнув его в ухо. — Во всем вашем мире только я могу это сделать. Так что если кто-то из вас питает глупые надежды меня убить — в случае успеха ты, моя дорогая девочка, сохранишь эту форму до самой смерти. А с ней бесконечную прелесть и желанность. Тебе ведь пришлось по вкусу то внимание, что уделяют тебе прочие сыновья Лея? — пальцы горгоны тыльной стороной огладили девичью щеку. — Понравилось тебе быть с Седриком, милая? Какова она из себя — эта самая дикая геттская страсть, о которой ходят легенды в цивилизованных имперских домах?