Ахивир щелкнул пальцами — и свет светильников сделался ярче. Альваха, впрочем, он этим не удивил. Бывшему Инквизитору за годы службы довелось повидать множество магов. Как и все в империи, он знал, что маги делились на три категории, или, как их именовали ученые мужи — три степени, по величине силы. Третьестепенные могли лишь сотворять фокусы на потеху толпе. Маги первой степени считались мастерами своего дела и снискали всеобщее благоговение и почет. Наиболее многочисленными были те, кто получался посередине — они могли принимать участие в битвах, сдвигать тяжести, делать обереги и имели прочие мелкие, но важные занятия. Похоже, однако, что Ахивир имел степень, не ниже первой, ибо слабые чародеи не могли вызывать бури либо укладывать снега.
Были еще те, чья сила оказывалась настолько велика, что ее невозможно было охватить человеческим мерилом. Но таких рождалось ничтожное число. И, как правило, маги с таким даром умирали в младенчестве, ибо человеческому разуму и телу редко удавалось выдержать то испытание, что посчитал нужным возложить на их плечи Светлый Лей.
— То, что я не желал открывать до времени, чтобы не испугать тебя, — Ахивир, тем временем, обвел рукой свою тайную комнату. За его пальцами тянулся едва заметный огненный шлейф. — Ты слышала, я маг. Лей в своей благости указал на меня, одарив великим могуществом. Оно не сделало меня счастливым, но… это всегда верный кусок хлеба. Я делаю погоды, отгоняю бедствия и защищаю от разбойников — а здешние снимают богатые урожаи, и отсыпают мне мою долю щедро. Да и к тому же… я хороший охотник. В деревне мою семью уважали наравне с семьей старосты. Хозяйство у меня, конечно, маловато… Но мы все прикупим. Дом расстроим — только дай знать, если тебе того нужно. Ты… — он шагнул ближе, и Альвах невольно попятился. — Ты… я даже имени твоего не знаю до сих пор. Но я… помоги мне, Светлый! Я люблю тебя с того самого времени, как Лей сподобил тебя прийти к моему дому. Я… хочу, чтобы ты… чтобы ты признала себя моей перед алтарем самого Светлого Лея. Прошу тебя… будь моею в вечности!
Он снова шагнул вперед. Альвах попятился еще, тоскливо размышляя о том, что, должно быть, уже почти состоявшаяся надежда на зимовку в теплом доме приказала долго жить. Охотник все-таки не вытерпел, выдавая свои устремления. Даже очень могучий маг не смог сопротивляться проклятию горгоны, подобно другим мужам.
Ахивир смотрел на него в ожидании ответа, и в глазах мага отражались огни горевших вокруг светильников. Бывший Инквизитор тоже не опускал взгляда, внутренне томясь все больше и больше. Он уже понимал — единственным способом остаться в этом доме на зимовку значило отдать веллу себя. Альвах не слишком дорожил никогда не перестававшим раздражать его женским телом. Тело принадлежало не ему, а какой-то женщине, которую он не знал, и не желал знать. При нужде он мог бы дать Ахивиру то, чего тот вожделел, если бы сама мысль о близости с мужем не внушала роману омерзения.