– Тебя не хватит на всех даже за десять жизней, а у тебя всего одна!
Назарянин опустил голову.
– Тогда… я не знаю… Но если я хоть что-то могу сделать, я должен!
В наступившей тишине вздохнул ветер. Иуда смотрел на Иисуса, никто не смог бы описать выражения его глаз. Но на лице была почти нежность.
– Да благословит тебя Господь, Назарянин!
– Так ты пойдешь со мной?
– Отныне да. Если хочешь… Только должен предупредить: я не стану звать тебя учителем, не хочу лгать – ведь я не ученик тебе, сам знаешь. Согласен ты на это?
– Но кем ты тогда назовешь себя?
– Как тебе нравится – спутник, товарищ, друг… Ты веришь мне, я вижу. Но с детства я привык все решать сам, у меня упрямый и гордый нрав, смирение мне незнакомо. Ты готов к этому? Потерпишь ли ты, чтобы я делал и говорил, что хочу, спорил с тобой, давал советы?
Назарянин молчал, задумчиво глядя на него.
– Неужели это заставило тебя усомниться?!
– Нет… просто впервые вижу человека, который не хватается за Спасение обеими руками, а готов отвергнуть его во имя чего-то…
Иуда поднялся, выпрямился гордо.
– Не надо, Иисус! Слишком много слов. Я такой, какой есть, ты можешь принять меня или отвергнуть.
Назарянин тоже встал, улыбнулся.
– Я с радостью принимаю тебя, Иуда, и благодарю Отца за эту милость.
– Что ж, ты сказал, Назарянин. Я иду. Вот моя рука.
Их ладони соединились в крепком пожатии. Они опять смотрели друг другу в глаза. Потом Иуда огляделся, Иисус с облегчением увидел на его лице улыбку.
– Мы скоротали ночь за разговором, Назарянин. А дорога впереди длинная.
– Ничего, теперь мы пойдем по ней вместе, вдвоем путь кажется короче. Идем?
– Да, пора. Ученики, наверно, совсем заждались тебя.
5
С тех пор, как ушел Иисус, прошла неделя. Ученики жили у затона в постоянном ожидании, но день проходил за днем, не принося ничего нового, кроме паломников. Они все приняли крещение, но ни один не удостоился беседы с Пустынником. С момента ухода Иуды пророк, казалось, забыл о них и не замечал вовсе.
Вечером седьмого дня они сидели вокруг костра, заслоняясь его пламенем от обступавшей мглы. Ожидание становилось тягостным. Они чувствовали себя брошенными и с грустью вспоминали милую Галилею, живописные берега Генисаретского озера, дома, родных. Филипп не скрывал недовольства:
– Зачем я только сижу здесь и жду неизвестно чего? Бедные мои овцы! Что там с ними!
– Да хватит уже вспоминать своих овец! Золотые они у тебя что ли! – не выдержал Петр. – Теперь у нас другая жизнь, забудь прежнюю.
– Оно конечно, – смутился Филипп. – Теперь я ученик Иисуса, принял крещение от Иоанна, очистил дух свой… Только надоело сидеть здесь, как пришитому! Почему учитель ничего не сказал, уходя?