Пилат гневно обернулся к Каиафе. Но толпа снова подхватила:
– Смерть нечестивцу!
– Смерть самозванцу!
– У нас нет царя, кроме кесаря!
– Распни его!
Иуда откинулся на стену, прижался к раскаленным камням и, от безнадежности, бессмысленности всего происходящего, засмеялся страшным мучительным смехом. Спектакль поставлен великолепно, роли уготованы даже тем, кто не хотел принимать в нем участие. «Да, игемон, теперь ты в ловушке… Не отвертеться… Господи! Молю Тебя, пусть это кончится скорее!». Наместник тоже это понял, но сдаваться не хотел. Окинув площадь презрительным взглядом, он повернулся к толпе спиной и громко, четко, так, чтобы услышали не только солдаты, приказал, указывая на Иисуса:
– Высечь этого оратора! Наказать сурово, но не забивать.
– Нет! Смерть ему! Смерть! – заревела толпа, когда до нее дошел смысл приказания.
Понтий Пилат, не оборачиваясь, ушел во дворец. Легионеры грубо схватили Назарянина и поволокли на другой конец площади к лобному месту.
Иуда догадался о сути приказа наместника, когда Иисуса потащили через площадь.
– О нет! Господи, зачем?! Ему разве мало?! – выкрикнул он в небеса.
Иисуса приковали к столбу, сорвали с него хитон.
Маленький, толстый, с расплющенным носом палач-каппадокие[70] вышел вперед, занес короткую руку, остервенело размахнулся… Сверкнув, бич опустился на спину Назарянина, оставляя глубокую кровавую борозду. Иуда вскрикнул и рухнул на колени… Палач размахнулся снова. Бич алой змеей взмыл в воздух…
– Не-е-е-е-е-ет! – страшно закричал Иуда.
Его крик потонул в общем реве толпы. В исступлении он воздел к небу руки.
– Господи! Боже Правый! Молю Тебя, пожалей его, Господи! Боже милосердный!..
Толпа подначивала и улюлюкала. Бич уже не свистел, а звенел, пропитанный кровью Назарянина, беззвучно клонившегося все ниже, ниже…
Иуда неотрывно смотрел на пытку. С каждым ударом в его сердце словно вонзалась раскаленная игла. Распластанный на жаркой мостовой, он не видел, не слышал ничего вокруг, весь отдавшись захлестнувшей его муке. Вдруг среди этого бреда чья-то ледяная ладонь коснулась его плеча, нежный голос назвал по имени. Иуда резко обернулся. Перед ним стояла Магдалина. Ее искаженное лицо было залито слезами. Иуда отпрянул, но Мария, разрыдавшись в голос, бросилась ему на грудь. Сам не понимая, что делает, он обнял ее, крепко прижал к себе и замер, утопив лицо в ее душистых волосах.
Они не знали, сколько так прошло времени. Бичевание кончилось. В наступившей тишине они разом обернулись, все еще держась друг за друга, и увидели, как стражники грубо поднимают и встряхивают покрытое кровью безвольное тело Иисуса. Магдалина в ужасе вскрикнула и снова приникла к груди Иуды. Он разжал руки.