– Мария!..
Она подняла заплаканное лицо.
– Ты… ты… я же…
Он так и не смог сказать, только отстранил женщину от себя, отвернулся.
Но она ласково прикоснулась к его щеке.
– Иуда!.. Бедный… – она взяла его за руку.
Их глаза встретились, вместо ненависти и презрения Иуда увидел боль и (о нет, ему не показалось!) сострадание…
– Мария!..
– Я все знала, Иуда! – тихо произнесла она. – Мне не за что ненавидеть тебя!
– Знала? Откуда?
– Он все рассказал мне в ночь перед последней вечерей. И… я догадывалась раньше… Но почему именно ты?
– Ты спрашиваешь?..
Мария не ответила.
– Ты говоришь, что не…
– Нет! Ведь он знал… хотел… он простил тебя…
Иуда вырвал из ее рук свою.
– Он еще жив…
– Они все равно убьют его…
Иисуса снова подтащили к помосту. Иуда поднялся, протянул Марии руку. Они вышли на площадь, оказались в задних рядах. Опять появился Понтий Пилат. Иуда смотрел на него и понимал: римлянину безумно надоела эта история, ему, в общем-то, все равно, лишь из упрямства он готов дать Иисусу последний шанс. Подвели Назарянина. Его истерзанное тело, измученное лицо, погасшие глаза вызывали сострадание даже у самого жестокосердного. Наместник невольно отступил, его взгляд смягчился.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Пилат заговорил.
– Что молчишь, проповедник? Видишь, люди жаждут твоей крови! Защищайся же!
– Мне нечего сказать, игемон. Не я называл себя царем – они, не я призвал к бунту – они требовали этого.
– Но зачем ты смущал их странными речами?
– Я говорил об истине и Царствии Божьем.
– Истине? А что есть истина?
– Истина – это Бог. Бог – есть Истина.
Пилат саркастически усмехнулся.
– Красивый афоризм! Но сейчас он тебе не поможет. Истина в том, что у меня достаточно оснований казнить тебя. Ты в моей власти, от моего слова зависит жить тебе или умереть!
– Никакой власти надо мной у тебя нет, игемон. Моя судьба в руке Бога. Да будет Его воля! Ты не изменишь того, что начертано Им.
– Фанатик! Безумец! Все вы здесь такие!.. Впрочем, мне все равно. Хочешь умереть – пожалуйста.
По знаку наместника Назарянина вытолкнули вперед.
– Вот человек! – обратился Пилат к толпе. – Вы просите, чтобы я судил его. Что сделать мне с ним?
– Распни его! Смерть ему! – заревела толпа.
Мария застонала, у Иуды потемнело в глазах.
Пилат смотрел на беснующуюся толпу. Губы его презрительно скривились. Иуда понял: последние искры жалости растаяли в его душе, теперь он чувствует лишь досаду и отвращение, покорное спокойствие Назарянина раздражает его, а не вызывает уважение.
По знаку наместника легионеры вывели еще одного узника. В ярком свете солнца сверкнула рыжая шевелюра, Иуда невольно вскрикнул, узнав Бар-Аббу.