Это время кепок и косовороток, рубашек-апашек. Все одеты просто, как рядовые комсомольцы или вузовцы. Еще не появились фуражки-тельмановки и рубашки-юнгштурмовки, но уже входили в моду свитера, называвшиеся джемперами, и изредка мелькали застежки-молнии импортного происхождения. Девушки носили косынки и большие кепки с забранным назад верхом. Проблема галстука принципиально решена, но практически большинство обходится без них. Фотоаппараты «лейка» казались чудом техники: их было в Москве всего несколько штук. Фоторепортеры пробавлялись тогда старомодными «кодаками». Предметом гордости была автоматическая ручка. В спектаклях из западного быта авторучка, как и сигара, была опознавательным знаком мультимиллионеров. Широкие зрительские массы были убеждены, что авторучки существуют только затем, чтобы подписывать чеки.
Маяковский еще не пришел в «Комсомольскую правду» — этот славный период еще впереди. Стихотворный фельетон совершенно почти отсутствует (если не считать перепечаток Демьяна Бедного). Зато обильно публикуются в еженедельной «Литературной странице» стихи. Очень много стихотворений о любви. Но при общем высоком литературном уровне газеты в целом, уровень «Литературных страниц» кажется довольно слабым.
Пожалуй, можно сказать, что настоящая литература присутствует в газете не на «Литературной странице», а в первоклассной обработке разнообразной и богатой информации, в публицистике и в отличном фельетоне, который задает тон содержанию каждого номера. И, внимательно следя за структурой газеты, за расположением материалов, понимаешь, что не случайно фельетон занимал свое почетное место на первой полосе.
«Комсомольская правда» много занималась и вопросами международными. Она боролась за неугасимость огня революционных традиций и ежедневно буквально в каждом номере напоминала, что борьба советского комсомола — это только часть революционной борьбы трудящихся всего мира. Великая тема революционного братства революционеров не сходит со страниц газеты.
Многие фельетоны Кина посвящены текущим, актуальным темам международной политики. Они страстны, гневно-ироничны, патетичны. Таков, например, его фельетон о болгарском премьере Цанкове под красноречивым названием «Мразь» или напечатанный в день открытия XIV съезда партии фельетон «Привилегия мистера Форда». Уже значительно позднее, будучи корреспондентом ТАСС в Риме, Кин занес в свою записную книжку очень много значившие для него слова, напоминающие тональность старых его фельетонов в «Комсомолке» и в «Правде»:
«Я — автор, и моим оружием является презрение. Я бережно кладу это оружие вместе с завернутым в газету, принесенным с фронта револьвером, лежащим под стропилами крыши миланского рабочего, вместе со штыком, зарытым в огороде анконского батрака, вместе с листовками, запрятанными за пазуху генуэзского комсомольца, вместе с красным знаменем, спрятанным в снопах тосканским крестьянином…» Это живое чувство революционного братства и презрение к врагам сквозят в каждой строке фельетонов Кина, посвященных интернациональной солидарности трудящихся.