Поздние вечера (Гладков) - страница 233

Разных «эпох», совсем различных по настроению, атмосфере, цвету времени, было в моей жизни много, даже слишком много. Поэтому она кажется такой пестрой. Поэтому так трудно последовательно вспоминать. Поэтому о каждой вспоминаешь по-другому. Были наивно-идиллические эпохи, полные юношеского романтизма. Были эпохи внешне неподвижные, но полные острого и горького анализа. Были активно-деятельные эпохи. Были эпохи драматические. И были эпохи, так сказать, «пассивные», то есть эпохи апатии, застоя, душевной лени. Пожалуй, можно еще прибавить — эпохи легкомысленно-чувственные. Они, эти эпохи, или периоды жизни, и сменяли друг друга четкими, как времена года, сменами, и напластовывались одна на другую одновременно. И сейчас память сама собой сортирует и схематизирует их, но это неизбежно.


Я был на первой читке Маяковским «Бани» в Доме печати, на чтении Пастернаком «Спекторского» в клубе ФОСПа, на чтении Бабелем пьесы «Мария» и рассказа «Улица Данте» в Литературном музее. Я помню многие диспуты с участием Мейерхольда, в том числе длинное, кажется двухдневное, собрание в бывшем помещении Театра сатиры после статьи «Сумбур вместо музыки»… А Театральное совещание РАППа, а Первый съезд писателей. Я слышал, как Сельвинский читал «Улялаевщину», а Багрицкий «Весну» и «Контрабандистов». Я помню вечер О. Мандельштама в Доме Герцена. Я слышал, как Вишневский читал «Последний, решительный», а Ю. Олеша «Список благодеяний». Я был на открытой партийной чистке в Жургазе, когда Мих. Кольцов почти два часа рассказывал свою биографию… Я помню, как И. Эренбург читал свои юношеские стихи. Все эти вечера, а также многие другие стоят того, чтобы быть описанными. Это уже почти история, и, не будем прибедняться, история блестящая.

Многое еще можно вспомнить из того, что пришлось видеть собственными глазами. Сколько уже исторических премьер в театрах… Похороны Есенина, Маяковского, Ермоловой, Южина, Станиславского, Хмелева, Горького… Целый вечер я просидел вдвоем с А. В. Луначарским в ложе Госцирка… Я помню встречу Горького, вернувшегося из Сорренто, помню психопатическую встречу М. Пикфорд и Д. Фэрбенкса… Я видел в двух шагах от себя Эррио на Советской площади… Я помню, как взрывали храм Христа Спасителя и открывали первую очередь метро… Я помню день 16 октября 1941 года и 9 мая 1945 года… Я помню вечер, когда молнией обежало Москву известие, что в аэропорту снизился самолет, привезший из Берлина [Георгия] Димитрова и товарищей… Я стоял на трибуне рядом с Максом Гельцем во время какого-то праздника на Воробьевых горах. Я сидел рядом с Вильгельмом Пиком на премьере пьесы Фридриха Вольфа. Я помню окающий бас Горького, певучий тенор Барбюса, медлительную речь Сталина… Разве это забудешь?