.
Чтобы не разойтись с историческою правдою, я должен упомянуть относительно практиковавшегося мною лечения. В 1847 г., за несколько недель до моего отправления в Казань, я уже знал, что в качестве клинического врача буду отправлен в административный и торговый центр, бедный вообще и особенно военными врачами. Поэтому в остававшееся для меня время пребывания в Петербурге я употреблял всевозможные усилия к приобретению точных сведений о холере и ее лечении, а по пути, проезжая через Москву, я пробыл в ней почти неделю, не отставая это время от профессоров Овера>17 и Иноземцева>18, выспрашивая все детали их взгляда и повергая на их усмотрение сложившиеся у меня воззрения на холеру и особенности ее лечения по тем разнородным шаблонам, какие у меня были в то время под рукой. Между прочим, в Петербурге, на толкучем рынке, в одной макулатурной лавчонке, я случайно наткнулся и приобрел «Отчеты о течении и лечении холеры на Кавказе» какого-то полкового штаб-лекаря Тилезиуса, изданные в начале нынешнего столетия. Из сравнительных таблиц различных в то время употреблявшихся способов лечения ясно вытекало, что самые лучшие результаты достигались внутренними 20-гранными приемами каломели и наружным употреблением раздражающих средств, в особенности горчичников. Весь остальной сонм испытанных уже в холере средств напоминал обоюдоострый нож – не больше. С такими малыми надеждами я принял холерное отделение в Казанском госпитале.
Вскрытие трупов я производил через 36 часов после смерти, причем из обыкновенной посмертной картины холерного процесса, кроме худобы тела и остающейся грязно-синеватой либо пестрой окраски кожи, более рельефно выступали: бледность слизистой желудка, лишенной почти повсеместно эпителия; то же в двенадцатиперстной и тонкой кишке с тою разницею, что чем ниже исследовалась последняя, тем чище слизистая оболочка была обнажаема от эпителия и тем более на вид казалась слабо розоватою, хотя вялою.
Ближе к Баугиновой заслонке геморрагические пятна и несколько кровянистая окраска рисовидного содержимого; ни следов гноя, ни загнившего продукта слизистой оболочки с пронзительным запахом, ни злокачественного гноя при макроскопических исследованиях я не замечал.
Легкие представлялись большею частью, потерявшими свою мраморизацию, несколько спавшимися; местами, особенно в нижних долях и сзади, представлявшими много инфарктов, в более рельефных случаях дававшими вид сплошной, непроходимой мясной массы (carnificati).
От воспалительной, красной гепатизации она отличалась более темным цветом, мягкостью, худо очерченными границами, гибкостью и способностью растягиваться, тогда как красная гепатизация при сгибании ее надламывалась, а при растяжении легко надрывалась. Правый желудочек сердца растянут кровянистыми, темными и рыхлыми сгустками; в левом более плотный, мало кровянистый, более впадающий в желтый цвет, волокнистый сгусток, местами на треть объема состоящий из одной волокнины. Если исследовать разрез сердца и стенок аорты, то легко было убедиться, что такой непрерывный сгусток, постепенно уменьшаясь в толще, тянется до дуги аорты и дальше, представляя главное содержимое больших артерий. Продолжая разрез желудочка до дуги, мне удавалось вытаскивать из аорты различной длины сгусток, смотря по тому, на каком месте аорты он оборвется.