С бьющимся сердцем она достала из сушилки стакан, налила холодной воды и только потом разглядела Стеллу в углу кухни, которая оттуда наблюдала за ней.
– Привет, милая. – Мария поставила стакан и обернулась. Она никак не могла отдышаться, но Стелла будто ничего не замечала, рассеянно жуя прядь своих густых волос. Мария протянула руку и вынула прядь изо рта дочери.
– Мам, мне надо с тобой поговорить, – Стелла еле сдерживала слезы.
– Что случилось? – обмерла Мария. Господи, да что же это? Ей показалось, что она больше не вынесет.
– Джилл в беде.
Мария ощутила невыразимое облегчение, однако не подала виду и поинтересовалась у дочери, что произошло.
– Она взяла с меня слово, – по щеке Стеллы покатилась единственная слеза, и Мария увидела, как сильно ее мучает случившееся.
– Расскажи мне, – мягко настаивала она. – Ты же знаешь, я все смогу решить.
Стелла кивнула.
– Он опять это сделал, – тихо сказала она, и Мария похолодела, догадавшись, что сейчас услышит.
– Кто сделал и что?
– Ее отец. Он ее бьет, – Стелла всхлипнула и уткнулась в грудь матери. Мария обняла дочь, прижавшись щекой к ее волосам.
– Ты правильно поступила.
– Только обещай, что ничего никому не скажешь! – взмолилась Стелла. Мария не раздумывая пообещала, солгав. Гораздо легче ей было бы промолчать, чем стоять лицом к лицу с Бобом, но речь шла о безопасности ребенка, и несмотря ни на что, это оставалось для нее главным.
Вспоминая тот день, Мария будто наяву видела лицо Боба, когда он открыл ей дверь, вытирая нечистые руки кухонным полотенцем и засовывая его за пояс брюк. Как вытянулось его лицо, когда она начала говорить о своем беспокойстве за Джилл. Мария ожидала взрыва негодования, оглушительного крика или хотя бы каких-то слов, но Боб молча слушал, и чем спокойнее он оставался, тем больше Марии было не по себе.
Наконец она замолчала. Лицо Боба превратилось в маску еле сдерживаемой ярости. Огонь горел в его глазах, а руки сжались в тугие кулаки. Поняв, что перешла грань, Мария оцепенела от страха, готовясь к удару, который в любой момент мог последовать самым буквальным образом.
Вместо этого Боб приблизился к ней, и лицо его исказилось от гнева.
– Даже не смей думать, что я тебе что-то должен после всего этого, – проговорил он размеренным и неестественно спокойным голосом. Годы взаимного доверия и укрывательства испарились в один миг. – Я хочу, чтобы отныне твоя дочь больше не приближалась к моей. А теперь убирайся из моего дома!
Мария бежала не оглядываясь. В следующий раз, когда ей довелось снова увидеться с Бобом, они не стали возвращаться к этому разговору, поскольку к тому времени внимания требовали другие, более важные дела.