Любопытно, что мама не сочла уход Дэнни достойным упоминания в письме.
– Дэнни тоже уехал. Мы ничего о нем не знаем, но мне кажется, он так и хотел.
– Так и не вернулся? – Энни откидывается на спинку стула и снова смотрит в сад. Значит, мама ей все же сообщила.
– Да, все так и не наладилось, – говорю я, и мы погружаемся в тягостное молчание.
Наконец Энни произносит:
– Однако ты все-таки приехала, и, повторюсь, – в самый неподходящий момент, Стелла. – Она поворачивает голову и смотрит мне прямо в лицо. – Возвращайся, когда все уляжется, когда все… – она замолкает, подбирая подходящие слова, – …все вернется в привычное русло.
Я допиваю свой чай и ставлю чашку на стол, аккуратно отодвинув ее.
– Энни, маме очень нравилось на острове, правда?
Женщина вопросительно смотрит на меня.
– Я точно знаю, она никогда не мечтала жить где-то еще, – добавляю я.
Она беспокойно ерзает на стуле и все еще медлит с ответом.
– Мне никогда было не понять, почему она позволила отцу увезти нас.
– Я не знаю, чего ты от меня хочешь, Стелла, – тихо, но твердо говорит Энни.
– Если кто-то и знает правду, так это ты, – не сдаюсь я. – Вы с мамой всегда дружили. Она относилась к тебе как к матери, особенно после смерти бабушки.
Энни низко опускает голову.
Я беру ее за костлявую руку и мягко сжимаю, опасаясь, что надавлю чересчур сильно. Ее запястья кажутся слишком хрупкими, и мне становится грустно от мысли, как же ей, должно быть, досталось за последние дни.
– Мама тебе доверяла. Я уверена, она поделилась бы с тобой всем, о чем думала.
Энни смотрит на меня снизу вверх:
– К чему ты клонишь?
– Она о чем-то узнала? – спрашиваю я.
Губы Энни приоткрываются, она делает еле заметное движение головой, и я читаю в ее глазах – она что-то от меня утаивает. Я жду ответа. Моя работа научила меня ждать.
Выпрямившись, насколько позволяла ее спина, Энни произносит:
– О чем идет речь, Стелла?
Ее голос дрожит от неуверенности, и я почти вижу, как Энни затаила дыхание. Как профессионалу, мне совершенно ясно, когда вопросы задают для отвлечения внимания. Энни знает, почему моя мать согласилась уехать, теперь я в этом не сомневаюсь.
Я никогда и ни с кем не говорила о том, что видела перед нашим отъездом. Сделать это сейчас означало бы вывалить наружу все, что я затолкала в одну из своих воображаемых коробок.
– Мама узнала, что у отца был роман? – вырывается у меня.
– Интрижка? – Энни в момент расслабляется, откинувшись на спинку стула. – Почему ты так решила? Я ни на минуту не думаю, что у вашего папы был роман.
Энни, похоже, так позабавило мое предположение и, как ни странно, даже принесло облегчение, что я невольно улыбаюсь в ответ, вопреки вопящему внутреннему голосу: «Но я же сама видела!»