– Он жил в Шотландии, – говорит Харвуд, когда я перевожу на него взгляд. – Вел весьма уединенный образ жизни. Вчера днем он пришел в полицейский участок Гервана [6].
Я киваю, хотя никогда не слышала об этом месте.
– Он пишет картины, создает скульптуры и продает через веб-сайт. Весьма талантливый человек.
– Он всегда был таким, – произношу я. – Детектив, вы спрашивали о моих браслетах дружбы…
– Мы нашли бисерный браслет в останках.
– Ясно, – меня передергивает.
Айоны не было в моем списке, она не покупала мой браслет, и я задаюсь вопросом, не браслет ли это Бонни, но Харвуд больше ни о чем не спрашивает. Вместо этого он говорит:
– Мисс Харви, ваш брат просит о встрече с вами.
– Правда?
– Если вы не возражаете…
– Господи, да, да, конечно!
– Отлично, – кивает он, пристально глядя на меня, и я затрудняюсь понять, действительно ли Харвуда устраивает моя готовность или он еще колеблется, позволить ли мне увидеться с братом. – Мы можем отвезти вас к нему отсюда, если хотите.
Остров Эвергрин
18 августа 1993 года
После того как Дэнни упал с дерева, Мария металась между стремлением оградить свою семью от Айоны и желанием оставить ее за семейным столом, чтобы наблюдать за ней более внимательно. В конце концов она выбрала последнее и вскоре поняла, что мотивы девушки были совсем не такими, какими показались ей сначала. Однако, как и следовало ожидать, было слишком поздно что-то предпринимать: когти Айоны крепко вцепились в семью Марии.
За десять минут до обеда Бонни не сводила глаз с сада. В животе противно холодело и замирало. Она надеялась, что Айона не появится. Она молилась, чтобы мать больше не звала ее, и точно окаменела, когда утром приглашение Айоне все-таки было небрежно брошено. Почему мать не видит, что Бонни не хочет дружить с Айоной? Разве матери не должны чувствовать, когда с детьми происходит что-то неладное?
Бонни пришлось принять это, улыбаясь и делая вид, что слова, сказанные накануне Айоной, не ранили ее, будто ножом. Если бы Бонни призналась в этом хоть кому-нибудь, даже себе, ее мир оказался бы разрушен.
«Черт», – подумала Бонни, когда Айона танцующей походкой вошла через боковые ворота. Бонни даже ощутила тошноту. Единственное, что она могла сделать, это навсегда забыть то, что сказала Айона. Выбросить это из памяти. Ко всему прочему она рискует потерять единственную подругу, которая у нее была.
К тому времени, когда Бонни спустилась вниз, Айона уже завороженно слушала очередную историю отца, а за ужином смеялась всему, что он говорил. Бонни не запомнила ни слова. Ей показалось, что мать тоже не слушает, ее внимание было сосредоточено на чем-то еще. Возможно, на Айоне, потому что мать часто поглядывала на нее, словно пытаясь рассмотреть ее глаза за солнцезащитными очками. Вдруг, перебив мужа, она произнесла: