* * *
Невозможно стало нанять извозчика, работать по твердой таксе они не желают. Давеча собрался ехать на Пески. Вышел от Елены на Сенатскую, на биржу извозчиков. Смотрю, стоит только один ванька. Подошел, спрашиваю, что ж так, где остальные. Обычно пять-шесть экипажей стоит. Он мне: «Дак семши». «Куда, – спрашиваю, – «семши»?» «Дак в кутузку, – говорит, – по таксе ехать никто не хотит, дак околотошный и забрал на пять ден. Так шо, барин, через пять ден приходи». «А ты, что ж по таксе согласен ехать?» А он мне: «А я, барин, считай, уехамши. Поеду дровы возить». И уехал, не повез меня. Пришлось идти на трамвай, а там народу – толпа, вместиться смог только одной ногой, повис среди прочих на подножке. И тут откуда ни возьмись выскочил околоточный надзиратель и потребовал, чтобы все, кто в вагон не вместился, покинули трамвай и ожидали бы следующего. А ежели кто будет спорить, то пожалуйте в участок. Пришлось слезать. Дожидаться следующего не стал, этак полчаса на морозе подпрыгивать, – увольте. Пошел уж пешком.
* * *
Приснился сон. Я стою на вершине айсберга. Весь мир в черноте безмолвия, непроглядная ночь. Вокруг меня все, кого я знаю и люблю, – брат, Птушка, Елена, Санька, Кудимовы… – темные, едва различимые, неподвижные фигуры. Ледяная глыба крошится, от нее один за одним откалываются куски, съезжают вниз в воду, и вместе с ними одна за другой беззвучно исчезают в холоде и мраке небытия фигуры людей. Меня накрывает ужас всепоглощающего одиночества.
* * *
Письмо от Климента. Жив. Слава богу. Но письмо нерадостное. Пишет о том, что на фронте солдаты плохо снабжаются необходимым. Нет валенок, сапоги расползаются. Много обморожений. Часто ему приходится ампутировать не только пальцы ног, но у всю стопу не из-за ранений, а из-за этих самых обморожений. И тоже задается вопросом, кто виноват.
* * *
Выборы гласных Городской Думы. Не пошел. В прошлый раз, четыре года назад, голосовал за «обновленцев». Обещали массу нужных, давно назревших перемен в жизни столицы. Не сделали ничего. Да, конечно, частично в этом, как и во всем, виновата война. Но частично. Нынче решил не участвовать в этих играх, не верю никому.
* * *
Собрались в субботу на выставку канареек. Все еще тянется широкая Масленица, хочется праздника. Памятуя, что извозчики теперь редки, решили вызвать таксомотор. Ехать собрались всем семейством; я, Елена и все мои племянники: и Санька, и Дорофей, и маленького Ефимку взяли. На улице мороз, а добираться до Суворовского. Ясный солнечный день, небо заливает синевой город, как потопом, здания сверкают и будто звенят на морозе.