Знал всех лошадей, участвующих в бегах на ипподроме, их хозяев, тренеров, наездников и, пожалуй, даже конюхов. «За долю малую», как он сам говорил, давал прогнозы на скачках. Клиентура у него была обширная. Меня он тоже пытался приохотить к бегам, но мне не хватило азарта, я как-то выпадал из его теории. Съездил пару раз на ипподром, выиграл шестьдесят рублей да проиграл тридцать, и на этом весь мой азарт иссяк.
Познакомились мы с ним в Частном Коммерческом банке, где оба брали ссуды для онкольных сделок. Что за акции я тогда приобретал, какие закладывал, уже не помню, биржа росла, мы все пытались поспевать, не упустить, заработать свой процент.
Мы с Граф-Петюнчиком сошлись быстро, я и ранее был о нем наслышан, и впечатление он на меня произвел. Друзьями не стали, но приятельствовали пару лет. Вот на ипподром он меня таскал, еще на концерты приглашал, если что-то новомодное в городе объявлялось. И на выставки мирискуссников. Сам он, казалось, разбирался во всем, и в музыке, и в искусстве. По крайней мере много рассуждал и о том, и о другом, сыпал терминами, именами, рассказывал о музыкантах и художниках, как о своих давних знакомцах, историйки, забавные анекдотцы… Повсюду он бывал и со всеми был на короткой ноге. Может, и привирал в легкую, но вкус художественный имел, и ходить с ним среди полотен и скульптур было интересно.
И еще была у Евграфова привычка, расставшись хоть на неделю, хоть на месяц, при встрече вести себя так, будто расстались мы только на часок и продолжаем наш прерванный разговор. Он вообще не замечал, что время куда-то течет, для него всегда был один момент – прямо сейчас.
Вот и нынче шел я вдоль Екатерининской канавы в сторону Спаса-на-крови, и вдруг из-за пролетки проезжавшей выкатывается на меня пушистая Петюнчикова головушка. Не узнать его невозможно. Лет шесть мы не видались, а он и не изменился ничуть. И он меня сразу признал.
И разулыбался.
И руки в стороны широким объятьем развел:
– Евсей свет Дорофеич, Евсюша! Приветствую! Славно, что я тебя повстречал. Слушай-ка, чего скажу-то, пойдем со мной, тут неподалеку выставку славную открыли. У Добычиной. Да ты знаешь. У нее в Художественном ателье. Идем, идем… Или ты уже видел?
Вот действительно, будто только вчера мы с ним разговаривали, и непременно об этой мне абсолютно неизвестной госпоже Добычиной и об ее ателье. А что, в самом деле? Пойду. Я почувствовал, что рад этой случайной встрече, рад своему старому, основательно подзабытому приятелю.
Граф-Петюнчик уже тянул меня за рукав, торопил, рассказывал, что вот Добычина, Надежда свет Евсеевна, она молодец, адски шикарную выставку открыла, там и Добужинский, и Лансере, и еще другие, все светила, все талантища адски талантливые, и картины, прямо на фронте писанные, мощные, тонкие, и хотя у кого-то видны параллели с Верещагиным, но все совсем по другому, ново и свежо, и то, и это, и пятое-десятое… И все это адски интересно.