Ксения решила дотянуть в городе до весны, до окончания учебы сына, а потом вернуться в Мартышкино, в родительский дом.
А как же тогда реальное училище? Павлуша же не сможет ездить в город каждый день.
– Доживем до следующей осени, посмотрим. Может быть, его отпустят, может, сошлют. Тогда даже не знаю. Ехать вслед за ним? Или пойти работать? Можно в те же Оптические мастерские, они берут, там много женщин работает. Вот видишь, приходится на старости лет начинать жизнь заново, самостоятельно, – она рассмеялась невесело.
Я заметил, что говоря о Вениамине, Ксения ни разу не назвала его по имени: «он», «за ним», «его»… Наверное, она все же чувствует обиду, считает, что Вениамин разрушил их жизнь. Он ведь ответственен не только за себя, в первую очередь – за семью, за жену и сына. Избрав путь борца за светлое будущее всех рабочих, он своих самых близких людей лишил настоящего. Стоило ли? Не знаю.
Мы посидели недолго, Ксения заторопилась – дел много и в лавку еще надо. От предложенных денег она, конечно, отказалась. Сказала, не надо, пока хватает. Но пообещала, что, если деньги понадобятся, возьмет у меня. Дала свой адрес, живут они на Выборгской стороне, просила зайти как-нибудь. Я обещал.
* * *
Начались морозы. Пока не особо сильные, градусов 5–6 по Реомюру. Вытащил свою старую шубу, встряхнул. Никакой новой бекеши я себе не сшил и, наверное, уже не буду. Зачем?
Вряд ли удастся обновиться, лишь переодевшись в новую вещь. Да и надо ли. Думаю, не новизны я искал. Скорее, пытался избавиться от онемения души. Пытался устроить себе радостную суету или суетную радость. Встряхнуть себя таким манером. А теперь передумал.
От меня многое отпало за последнее время. То, что раньше казалось значительным, важным для меня лично, нынче вовсе перестало меня интересовать. Те же котировки, к примеру, или новости с фронтов. Как вернулся Климент, ход военных действий вовсе перестал быть мне хоть сколько-то интересен. Я, пожалуй, способен не заметить, что война окончится. И сама городская жизнь не занимает меня более. Пойти в синема или театр? Нет, пожалуй. Что я там найду? Ту же суету, что и на улицах, только фальшивую, нарочито акцентированную.
Отпали близкие мне люди – Кудимовы, Птушка. Сейчас отпадает семейство брата. Климент, наконец, перестал пережевывать свое несчастье, лишившее его возможности быть хирургом, перестал погружаться во внутреннюю пустоту. Сходил в свою родную академию. Там на него набросились с жадностью: «Вы с вашим опытом полевой хирургии нам просто необходимы. Немедленно приступайте! Лекции, занятия. Подготовка военных врачей». Теперь он готовится, обложился специальной литературой, пишет курс лекций, проводит уже какие-то практические занятия со студентами в анатомическом театре. Он занят.