– Но сколько он стоит? – в пустоту крикнул Туманов.
– …упло-о-о-очено… – откуда-то издалека пропело затихающее контральто.
Дома антикварный, даже пахнущий как-то не так, не по-русски (по-персидски, что ли?) ковёр был осторожно развёрнут и аккуратно разложен между столом, диваном и мебельной стенкой. Свободного пространства комнаты хватило с точностью до сантиметра.
Встав на табурет, Туманов, пребывающий до сих пор в смешанных чувствах от утреннего своего приключения, оглядел, безусловно, изменившийся к лучшему интерьер. Потом вдруг вспомнил о кальяне, привезенном некогда Варварой Трофимовной из Египта и в спешке забытом ею же при своём ураганно-опустошительном бегстве к локальному олигарху Бобрыкину.
Курительный прибор, завёрнутый в старый, давно пришедший в негодность, пододеяльник, робко прятался от посторонних глаз в самом тёмном углу забитой хламом кладовки. Настоящий каледонский трубочный табак – последняя пачка – лежал в кухне на полочке рядом с чаем, уксусом и макаронами…
Когда кальян был подготовлен, Туманов переместился с ним в комнату, по-турецки уселся посреди ковра и сделал первую – неглубокую – затяжку. В ту же самую секунду, буквально на выдохе, ковёр на пару сантиметров приподнялся над полом…
Туманов, расслабившись, сидел на ковре, с удовольствием курил кальян и медленно плыл над городом в сторону, – он откуда-то знал это совершенно точно, – древней сказочной Пальмиры. Он ощущал себя натуральным Аладдином и свято верил в великую свою миссию – восстановить прекрасный город после варварских бесчинств треклятых террористов. Он больше не хотел даже слышать о сверхприбыли, обещанной лживым сонником в тиснёном переплете, не желал вспоминать о постылой работе, о «Жигулях» седьмой модели, о малочисленных своих приятелях, занятых семейными проблемами, карьерным ростом и тихим пятничным алкоголизмом. Он выкинул из головы вероломную бывшую супругу и нынешнего её малопорядочного мужа, забыл о миловидной кассирше Даше из полукруглого окошечка – о той самой, к которой долгое время был тайно неравнодушен…
Туманов летел по направлению к светлому будущему – своему и всего прогрессивного человечества – и радовался жизни, вдруг ставшей прекрасной и удивительной. И только подспудная остаточная мысль из прошлого свербела в расслабленном мозгу: «Нет, это крайне недальновидно и в высшей степени неправильно – пользоваться воздушным транспортным средством, не соблюдая элементарной техники безопасности…»
Смеялись над Кулибьевым целое лето.
Нет, вру. Не целое. Начали подхихикивать в конце июня, когда появились первые – такие поздние – всходы. А уж в голос захохотали недели через две. Но все. Постоянные. Выходным-то заезжальщикам, появлявшимся в товариществе ради шашлычка, до чужих грядущих урожаев дела мало.