После перемены декораций и нескольких сцен с участием Персея, в полумраке опустевшей сцены появилась примадонна Мария Степанова в мерцающем одеянии, изображавшем чешую и в искусно выполненном парике со струящимися змейками. Зал замер… Дива медленно раскачивалась из стороны в сторону, совершая руками волнообразные движения.
«Что принесла былая красота кроме страдания и боли?
Любовь моя к тебе была чиста, а нынче я отвержена тобою.
Мой Посейдон, достойная тебя со мною поквиталась так жестоко.
Твоя супруга счастлива, любя. А я отвержена и вечно одинока».
Медуза Горгона медленно опустилась на сцену, закрывая лицо руками.
«От моего лица, как от огня бежит, кто прежде восхищался мною.
И даже ты не смотришь на меня, отважный воин!»
Некоторые дамы в ложах подносили к глазам шёлковые платочки. Впрочем, музыка была недурна, а исполняла Степанова действительно проникновенно – даже подобную белиберду.
Далее зачарованная публика внимала дуэту Медузы и Персея, который между пробежками по сцене с мечом и щитом, в доспехах а-ля грек, мягким баритоном объяснял:
«Грядущая любовь награда нам за тягости и испытания жизни.
Герой и воин бьётся за неё, сколь ни был долог или труден бой.
А тот, кто отступился малодушно, тот недостоин звания мужчины».
Великий князь почувствовал, что малость заскучал. Впрочем, его прежняя апатия понемногу отступила, и Михаил Павлович с некоторой насмешливостью разглядывал зрителей в зале.
«До чего люди падки до душещипательных зрелищ. Видимо, большинство из них в душе сентиментальны – и мужчины, и женщины. Многие только пытаются маскировать на людях свою чувствительность, подозревая в том слабость. Вот, к примеру, тот солидный господин в партере – расчувствовался так, что и лысина взопрела. А ведь выйдет из оперы, напустит на себя суровый вид перед женою, да скажет ей, что, дескать, баловство одно. Выходит ли из этого, что сам я холоден и жесткосерден?..»
И на секунду задумавшись, ответил сам себе: «Вовсе нет. Ровно такой, как и все. Уязвим, раним и слаб. А только при глубокой ране над прыщом не плачут. Впрочем, поплакать, если есть о чём – не грех. В слезах нет постыдного. Слёзы приносят облегчение». Он глубоко вздохнул.
Между тем действие двигалось к финалу. В кульминационной сцене у скалы на фоне задника – теперь с изображением окаменевшего чудовища – стояла прелестная Андромеда. Баритон Персей пел ей песнь любви. В руках он держал «окровавленную» голову Горгоны. Окончив петь, премьер с силою тряхнул бутафорской головою и из неё на сцену посыпались «кораллы» (по легенде в них превратилась кровь Медузы), сама же голова под мощное сопровождение оркестра покатилась к ногам спасённой избранницы. Музыка смолкла, и зрительный зал, поднимаясь, взорвался овацией.