Он посмотрел на Николая Устрялова. Профессор подтверждающе кивнул.
– Николай Герасимович, – продолжал Муханов, – я с большим вниманием изучал часть вашего труда, так называемый «Дневник Марины Мнишек»…
Павел Александрович покачал головой.
– Извините, коллега, я не принял так называемый «Дневник» слишком серьёзно. Написан он не самой Мариной, а человеком из её свиты, и, как вы сами признаёте, – неизвестным человеком. Путь, которым сей документ попал в коллекцию некоего собирателя весьма туманен, да и сам собиратель – фигура сомнительная.
– Но позвольте! – возмутился профессор Устрялов, – я досконально сопоставил факты и сделал выводы! Описания событий в «Дневнике» не расходятся с другими источниками, разве что в мелочах.
– Допустим, – согласился Павел Муханов. – Но даже если эти записки, а по сути – хроники – подделка, то автор их, отдадим ему должное, проделал большую работу. Очевидно, что человек знаком с историей и подлинными документами. По сути дела, он облегчил нам задачу, сведя всё в одно целое. Пожалуй, согласимся с этим. Того, что сохранилось или получилось…
Устрялов только покладисто махнул рукой.
– …для составления образа царицы Марины Юрьевны достаточно. Тогда поставим непростой вопрос – а были ли этой женщины другие чувства, помимо только честолюбия?
Павел Александрович снова вопросительно оглядел слушателей. И сам же себе и ответил:
– Конечно, были. Ещё как. А теперь – в самых общих чертах, ради того, чтобы выделить главное… Итак, отец Марины воевода Ежи Мнишек, на русский лад Юрий, был приближённым короля Сигизмунда, причем влиятельным. Это особенно важно, ибо его ходатайство перед королём за будущего зятя сыграло решающую роль. Сигизмунд признаёт Самозванца, доверившись более Мнишеку, чем «царевичу».
Муханов выдержал многозначительную паузу.
– Пан Мнишек сделал опасный ход. Впрочем, тогда он рисковал ещё не слишком многим. В случае успеха – он близкий родственник царя Московии, в случае неудачи – возможная опала, но не неизбежная. И в самом деле – заблуждаться может всякий, а про злой умысел на лбу не писано.
Муханов обвёл глазами стол и, обратившись к Барановскому: «Вы позволите, ваша светлость?» – взял вазу с завёрнутыми в яркую фольгу конфектами. Одну конфекту положил в центре стола.
– Ставка сыграла! Ход оказался удачным. И вот отец с дочкой в Москве, где приняты с почестями. Да тут же венчание и коронация в заглавном храме, Марина Юрьевна объявлена царицей. Что ещё душеньке твоей угодно?
Павел Александрович развёл руками.
– А душеньке угодно праздновать, а душенька жаждет триумфа, господа! Красавица не хочет поступиться маленькой толикой всевластия и славы. Всего-то и надобно – облачиться в русское платье, принять православие. Ну хоть не затевать чуждые русским европейские балы. Немного скромности и здравомыслия. Куда там! Чай не в тереме сидеть приехали! Красотка в декольтированном платье и в корсете пляшет ночи напролёт, а в столице зреет возмущение. Не проплясала и недели. Мужа убили заговорщики. Сама с отцом чудом остались живы. Игра закончена. Только и остаётся – бежать при первой же возможности на родину. Покуда живы, хоть и биты… Однако! Не успели и добраться до границы, как судьба предоставляет следующий ход!