Павел Петрович, высунувши голову в окно кареты, тут же наглотался вдоволь дорожной пыли, летевшей из-под копыт. Но лошадки бежали с изрядной скоростью и сердиться на кучера было не за что было. Игнатьев вытянул ноги, прижался спиной к спинке сиденья и прикрыл глаза, проваливаясь постепенно в дрёму. Сказалась усталость последнего времени… Тяжёлый день меж тем стремительно клонился к вечеру, а дневное тепло постепенно сменялось прохладой.
Следователь пробудился от резкого поворота, когда карета свернула с проезжей дороги на парковую аллею. Аллея, разрезая пространство обширного и живописного парка, вела к красивому каменному дому с широкими ступенями лестницы и балюстрадой просторной веранды. Контуры дома мягко растворялись в сгущавшемся вечернем сумраке.
Экипаж остановился напротив крыльца. Фельдъегерь, крепкий молодцеватый унтер-офицер, ловко спрыгнул на землю и направился к вышедшему из дому важному дворецкому, тот шёл с зажжённым фонарём в руке… А через несколько минут Павла Петровича уже вели к хозяину поместья.
Кабинет Никанора Иратова обставлен был по-деловому – представительно и без излишеств. Добротная «гамбсовская» мебель, глухие закрытые дверцы шкафов, да роскошный набор для письма на суконной скатерти столешницы…
Хозяин – крупный мужчина, с расчёсанными на прямой пробор светлыми с проседью волосами, ухоженной окладистой бородой, встретил полицейского чиновника стоя. Иратов вышел из-за стола и, поприветствовав гостя, указал тому на массивное кресло поодаль. Посетителей он в этот поздний час не ждал, а потому облачён был в длиннополый восточный халат, надетый сверху на крестьянскую рубаху.
Игнатьев представился, назвал свою должность, не преминув показать сопроводительный документ на гербовой бумаге с полицейской печатью. Никанор Матвеевич удивления не выказал, но и радушия тоже.
– Да, послание из полиции мы получали, – сказал Иратов, не глядя на следователя. – Ответ пока не подготовили. Мы ведь люди простые…
– В письме господину Картайкину предписывалось явиться в полицейский участок. Однако он не явился.
Купец окинул полицейского тяжёлым и отчасти презрительным взглядом.
– В письме ещё сказано, что моя внучка погибла. Однако она, к нашему счастию, жива. И мы не нуждаемся более в помощи полиции.
Проигнорировав нарочито обидный тон сказанного, Игнатьев спокойно парировал:
– Но и препятствовать работе полиции никому не дозволяется. Ни вам, господин Иратов, ни вашему зятю. У следствия есть веские причины допросить господина Картайкина, и ежели Иван Евграфович в доме, требую немедленно позвать его сюда.