Никанор Матвеевич нехотя позвонил в колокольчик и велел вошедшей горничной пригласить в кабинет молодого барина…
Вскоре вошёл сам Картайкин – человек средних лет, вполне приятного, располагающего вида, одетый по-домашнему. Однако держался чиновник подчёркнуто замкнуто, сухо представился приставу и устроился в другом конце кабинета на диванчике.
– Иван Евграфович, – обратился к нему Игнатьев, – полиция располагает сведениями, что дочь ваша, которую была объявлена пропавшей, нашлась, но вы скрыли этот факт и тайно вывезли девочку из города.
Картайкин вскинул голову.
– Позвольте, господа хорошие, мне самому решать, куда я должен ехать с собственным ребёнком.
– Не возражаю, – согласился следственный пристав. – Только о том, что девочка нашлась, вы всяко обязаны были известить полицию.
Иван Евграфович медленно поднялся, сжав кулаки и опустив голову. Затем резко поднял её и посмотрел на пристава, сузив глаза.
– А я полиции ничем не обязан. Не полицейские мою дочь сыскали.
Он выразительно помотал указательным пальцем. Затем тяжело опустился обратно на диван и, отвернув голову, промокнул рукавом подступившие слёзы.
– Малышка сама убежала от извергов. Дочь среди ночи скиталась по городу. Счастье, что нашёлся добрая душа, извозчик. Я толком и не отблагодарил его.
Картайкин резко обернулся к приставу и закричал, указывая на того пальцем:
– А вы что делали? Вы сможете ответить?..
Его попытался было успокоить Иратов:
– Ванечка, однако надобно держать себя в руках…
Но он, напротив, только взвился:
– Да кабы я всегда держал себя в руках, стал бы портретом бессловесным.
Однако, выплеснув эмоции, Картайкин несколько подуспокоился, как свойственно людям незлобивым и отходчивым.
Павел Петрович обождал немного с пониманием, затем ответил миролюбиво и осторожно:
– За действия полиции я готов объясниться, Иван Евграфович. И сделаю это, чуть погодя… Но для начала мне бы хотелось увидеть Ольгу Ивановну, дабы знать наверняка, что с нею всё в порядке.
Сперва Картайкин посмотрел на пристава с возмущением, затем переглянулся с Иратовым. Тот рассудительно кивнул.
– Но Оленька уже в постели, – попытался всё же возразить Иван Евграфович, – ребёнок спит. Нельзя ли обождать до утра?
Но чувствуя, что полицейский продолжит настаивать, он с неудовольствием пожал плечами и поднялся.
Стараясь не шуметь, мужчины вошли в детскую спальню. Первым шёл Иратов, неся в руках подсвечник, за ним следственный пристав, замыкал шествие Картайкин.
Мягкий огонь свечи осветил лицо девочки, безмятежно спавшей на боку, положив кулачок под округлую щёку. Кудри тёмных волос покрывали подушку, рот был слегка приоткрыт, она спокойно и ровно дышала. Полюбовавшись на спящую, все на цыпочках двинулись к выходу. Иван Евграфович задержался на секунду, дабы поправить одеяльце…