– Здравствуй, моя боль. Ты надолго ко мне?
– Спроси у земли.
Девушка наклонилась.
Боль – это тоже дар. Я каждое зерно рожаю с болью. Кто не ведает горя, тот не ведает счастья.
* * *
Ох и слава богу,
Что жито пожали
И в снопы повязали!
На гумне стогами,
В клети закромами,
А с печи пирогами.
Положили снопы сушиться в овине у Сварожича. Несколько колосьев на поле связали бородой, украсив осенними цветами. А последние колоски потом занесли в дома. В них осталась сила трав, спряталась до лета. И закроется, замкнется земля, не будет рожать до весны.
На землю пришел холод. Раскрылась в ней здуховина, черная дыра, уползли в нее ужи. Улетели птицы в Вырей. Все живое свернулось, сжалось, замерло. Люди одели шкуры и стали чаще сидеть в домах.
Грустно было Веснянке смотреть на деревья. Ветер беспощадно трепал их, раскачивал. Всем телом чувствовала она эту их с березой несчастную наготу. Березонька моя, помнишь, как мы весной танцевали?
Она прижалась к ее стволу. И вдруг испугалась.
– Что с тобой?
Нагнувшись, березка скрипела болезненно. Веснянка провела рукой по ее коре и вдруг нащупала глубокую рану.
– Бедная моя, да кто же это смог, за что? Чья рука… не отсохла?
И Веснянка, словно за защитой, прижалась к земле и почувствовала, как та дрожит, потом донесся тихий стон.
– Земля-матушка, что случилось?
Стон шел то ли от деревьев, то ли от ветра, а может быть, с неба. Кто-то жаловался. Но вот она поняла, что этот плач только кажется громким, а на самом деле он слабый и совсем рядом. Маленький пушистый зверь смотрел на нее черными глазами и тихо всхлипывал, слабо шевеля лапками. В спине его торчала стрела.
– Кто тебя так, крошка?
То был любимый зверь полевички, самый кроткий и веселый из всех, бегающих по лугам. Он взглянул на нее, в беспомощных глазках то ли жалоба, то ли упрек, и закрыл их. Она протянула к нему руку. Зверек был мертв. Стон не прекращался – тревожный, почти угрожающий. Необычный ветер несся кругом. Веснянка с трудом встала и пошла искать отца. Кто же это, кто смог? Случилось что-то страшное. Кто-то… обидел землю?
Ярилка почувствовал неладное, когда снова и снова бродил вдоль реки, где в первый раз встретил русалку. В последние дни ему все казалось, будто он ее видит: то мелькнет белое призрачное тело среди тумана, склубившегося над рекой, то в журчании воды явно слышится ее пение, то среди веток ивы видятся ее волосы и руки. Но подойдет – нет, опять ее нет. Неладное он почувствовал по воде. Как будто муть поднялась со дна. И когда ивы замахали длинными растрепанными ветвями, он испугался. Если она все еще прячется от него, то сейчас ее и подавно не найдешь. Что за непогода! Поднялся ветер. И вдруг среди вихря показалась она. Волосы ее развевались, она словно хотела подойти к нему, но ветер мешал, ее сносило, относило в мутную даль. В глазах у нее он увидел что-то обиженное и отчаянное, как у детей, когда их ударят. И непонимание… И все же ему показалось, что она тянулась к нему. Он тоже протянул к ней руки, упал на колени. Мгновенное предчувствие какой-то бесконечной утраты и боли пронзило его… «За что вы так, за что?» Она все еще смотрела на него, но вот отвернулась, ветер закрутил листья, и он перестал что-либо различать.