Джейн предпочитала описывать людей, похожих на тех, кого она знала в реальной жизни. Не менее известен, чем ее романы, маленький изящный пассаж, в котором она описывает процесс творчества. Остин сравнивает свои произведения с миниатюрами на слоновой кости – «они не более двух дюймов в ширину, и я пишу на них такой тонкой кистью, что, как ни огромен этот труд, он дает мало эффекта». Некоторые считали ее произведения настолько «реалистичными», что отказывались признавать их творчеством. Например, в 1818 году журнал «Британский критик» сообщал, что «ей, похоже, очень недостает воображения любого рода». Действительно, она «как будто описывает людей, с которыми встречается каждый вечер, в каждом респектабельном доме… и рассказывает о таких случаях, которые, вероятно, происходили, в то или иное время, в половине семейств Соединенного Королевства». И действительно, Джейн с фотографической точностью регистрировала окружавший ее мир. Критики обнаружили у нее всего две фактические ошибки. Во-первых, в «Эмме» яблоня зацвела в июне. Во-вторых, в «Мэнсфилд-парке» мопс леди Бертрам, которого она называет просто «мопс», несколько раз меняет пол, хотя не исключено, что это сделано намеренно. Возможно, Джейн сознательно изобразила леди Бертрам до того бестолковой, что она не понимает, какого пола ее домашний питомец (а также слишком ленивой, чтобы придумать ему – или ей – кличку).
Вымышленный мир Джейн был сконструирован настолько безупречно, тщательно и прочно, что его отвергала Шарлотта Бронте, еще одна блестящая и необычная писательница, принадлежавшая к следующему поколению. Бронте охарактеризовала «Гордость и предубеждение» как «тщательно отгороженный, хорошо ухоженный сад с ровными бордюрами и нежными цветами; ни хотя бы одной яркой, дышащей физиономии, ни открытых просторов, ни синих гор, ни серебряных ручьев. Я бы не хотела жить с этими леди и джентльменами в их элегантных, но закрытых на все замки имениях». Развенчание Остин она заканчивает словами, что «эти наблюдения, наверное, будут раздражать». Да, Шарлотта Бронте, они действительно раздражают, поскольку вы вряд ли смогли бы написать «Джейн Эйр», если бы до вас Джейн Остин не создала того, что достойно развенчания.
Последнее слово в этом споре, возможно, принадлежит Г. К. Честертону:
Джейн Остин родилась до того, как сестры Бронте разорвали, а Джордж Элиот осторожно развязала те узы, которые (якобы) защищали женщин от правды. Но факт остается фактом: никто из них не знал о мужчинах больше Джейн Остин. Может, Джейн Остин и была защищена от правды – но редкая правда была защищена от нее.