Теперь братья считали Джейн достаточно опытной, чтобы самостоятельно путешествовать в Лондон в дилижансе, а не ждать, пока родственники мужского пола смогут ее сопроводить. «Я объяснила свои взгляды, – писала она, когда возник вопрос о сопровождающих. – Я в состоянии позаботиться о себе».
В 1814 году она путешествовала в дилижансе «Коллайер», с четырьмя пассажирами внутри и еще пятнадцатью, сгрудившимися на крыше. Все надеялись на удачу, то есть на худощавых и спокойных попутчиков. Джейн в этом смысле повезло: «Мое путешествие было очень хорошим, не тесным». Двое пассажиров были «детьми, а остальные умеренных размеров; все вели себя очень тихо и воспитанно». Ей повезло больше, чем одному из современников, который обнаружил, что часть его места занята «очень крупной женщиной», которая «пыхтела и задыхалась, словно ей осталось жить не более получаса». Он и его товарищ «жались по углам, позволив ей занять середину; она уселась, а скорее рухнула на скамью, хрюкнув по-носорожьи, и не сдвинулась с места на протяжении всего путешествия».
Дилижансы из Хэмпшира высаживали пассажиров на Ладгейт-Хилл, а те, что обслуживали запад Англии, останавливались у погребка «Белая лошадь» на Пикадилли. Каретные дворы были заполнены грохотом прибывающих и отъезжающих экипажей, криками кучеров и «звуками рожка сторожа… провозглашавшими начало путешествия, которое у большинства связано с удовольствием и радостью». По прибытии пассажира ждала трудная задача: найти свой багаж «среди бесчисленных чемоданов и корзин», сражаясь с сильной усталостью после «долгой тряски» в подпрыгивающем дилижансе.
Конечно, путешествовать в частной карете было гораздо удобнее, и иногда Генри подвозил Джейн. В 1813 году он довез ее от Чотона до своего дома на Слоун-стрит в Найтбридже – около пятидесяти миль. Путешествие заняло целый день – гораздо больше, чем дилижансом. Они не меняли лошадей каждые несколько миль и поэтому были вынуждены давать отдых утомленным животным. «За 12 часов дороги, – писала Джейн, – я тоже очень устала и с радостью легла спать пораньше».
В Лондоне Джейн предпочитала передвигаться пешком или в наемном экипаже, когда хотела познакомиться с какой-либо достопримечательностью, а иногда пользовалась каретой Генри и Элизы. Однажды она разъезжала в карете одна: «Я довольна своей одинокой элегантностью и готова здесь беспрестанно смеяться». Джейн давно уже не была той юной и застенчивой деревенской «мышкой», мечтавшей в Лондоне избавиться от опеки. Но она снова прибегает к стратегии самоуничижения, которую так ценила ее семья. «Ведь на самом-то деле, – добавляет она, – у меня маловато оснований разъезжать по Лондону в ландо».