Это еще одна ее особенность — отвечать на вопросы, глядя прямо в глаза собеседнику.
— У меня был замечательный любимый, — сказала Настя, — он очень хорошо ко мне относился. Долгое время.
— А сейчас? — спросила я.
— А сейчас у меня есть хороший поклонник, — ответила Настя.
— И что? — спросила я, начиная чувствовать себя идиоткой.
— Ну у тебе тоже есть хороший поклонник — Илья, — Настя чуть улыбнулась, — и, по-моему, это не играет никакой особенной роли в твоей жизни.
— Да, пожалуй, ты права, — я расслабилась и откинулась на спинку маршрутного диванчика, — просто в моей жизни сейчас есть вещи намного более важные.
— В том-то и дело! — Настя невольно повысила голос и тут же испуганно оглянулась, не смотрят ли на нас. — Мы просто так воспитаны — у нас в сознании сидит этот стереотип, что женщина не может жить без мужского внимания, как цветок без воды. Но тебе не кажется, что мы все-таки не растения? Мы сложнее, сильнее, многозначнее. Наше предназначение усложняется со временем, так же как законы жизни. Женщине дано намного больше, чем материнский инстинкт. Ей дана редкая способность: женщина в отличие от мужчины умеет любить беспредметно. Ты же понимаешь, о чем я? Женщина может обходиться без мужчины, но она никогда не сможет обойтись без любви. Вот в чем главная путаница, и вот чем нам всем заморочили головы. Любовь в жизни женщины не появляется одновременно с мужчиной. Она всегда живет в ней, как голос, как способность к деторождению. Она созревает вместе с нами. И мы замечаем ее, только когда она просыпается и сама напоминает о себе. Женщина одинока только тогда, когда не может найти применение своей любви…
— «Научилась любить, когда незачем жить», — пробормотала я.
— Что?
— Ничего, просто цитата из Арефьевой вспомнилась. Но ты продолжай…
— Женщина любит всегда. Это ее способность, ее свойство. Но оно часто мешает нам, и мы пытаемся подавить в себе эту способность или подменить ее так называемой любовью к работе. Но работу нельзя любить так же, как человека.
— Почему? — с искренним любопытством спросила я.
— Почему? — Настя недоуменно рассмеялась. — Это было бы так же нелепо, как если бы я тебе сказала: «Саша, я люблю тебя так же сильно, как творожное суфле!»
Мы обе рассмеялись так громко, что остальные пассажиры начали оглядываться.
Я задумалась о том, как на самом деле убого называть одним и тем же глаголом свое чувство к человеку, без которого жить не можешь, и слабость к творожному суфле.
— Я люблю, — серьезно сказала Настя, — люблю того незримого человека, который подходит ко мне вечером, когда я сижу за своим письменным столом, и кладет мне руки на плечи. Под его ладонями я распрямляюсь, потому что мне не хочется, чтобы он видел, какая я сутулая и усталая. Я люблю того человека, который сидит со мной за завтраком, ест мои жареные тосты и слушает новости по «Эхо Москвы». Я обсуждаю с ним свои идеи и советуюсь, какую вышивку сделать на воротнике новой блузки и на какой фильм сходить вечером в кино. Не знаю, как этот человек выглядит, да и не хочу знать. Когда он материализуется, я не разочаруюсь — он будет хорош любым. И брюнетом, и блондином я его приму и не буду любить меньше, даже если он окажется лысым и одноглазым. Понимаешь? — Она с надеждой вскинула на меня свои оленьи глаза.