Начальнику убойного отдела сам бог велел в морге бывать.
Нормальное помещение — светлое, чистое. Люди приветливые работают. Со многими у меня сразу хорошие отношения сложились. Запах — да. Тут уж ничего не попишешь. Запах есть, куда от него денешься, особенно в летнее время. Первое время меня удивляло, что трупы в подвале навалены чуть ли не кучей. Все-таки люди, хоть и бывшие. А потом я вдруг сообразил, что это для меня они еще люди, а для патологоанатомов и санитаров это всего лишь материал для исследования. Им ведь обязательно надо заключение дать, отчего человек помер.
Как я говорил, народ в морге приветливый. И водка у них всегда есть. Постепенно я даже привык к их привычке во время рабочего дня соточку, а то и три пропустить. Когда возможность позволяла, я и сам в этом участие принимал. Вот только закусывать долго не мог.
Мнительный, наверное, был.
Вскрывали на втором этаже. Туда я ходил только по необходимости. К трупам я быстро привык, сложнее было привыкнуть к напластанному человеческому мясу.
Условности бытия, наверное, мешали.
Но что это я о грустном?
Приехал я однажды по делу. Встретил меня мой знакомый трупорез Сережа Фурманов. Глаза у него хитрые, улыбка до ушей.
— Пойдем, — говорит, — я тебе чудо покажу.
Пошел, конечно. Интересно ведь!
Спустились в подвал.
В камере на столе лежит голенький покойник. Ну, голова, конечно, кирпичом пробита, так это еще не чудо. Это наша действительность. Пожал я плечами, на Фурманова смотрю. Он опять глазами на покойника показывает. Ладно, пригляделся я внимательнее. Все бы хорошо, только что-то в покойнике не так. Пригляделся я — мать честная! — у покойника-то… стоит! Стоит, дорогие господа и товарищи! И главное, есть чему стоять. Выдающееся достоинство, в баню хоть каждый день ходи, а такое раз в столетие увидишь.
— Третий день стоит, — с гордостью сказал Фурманов, словно это с ним самим такое чудо приключилось. — Тут все наши женщины вздыхают, какого мужика загубили!
Да, вот так и бывает. Живешь, живешь, а никто тебя при жизни не замечает, женщины стороной обходят, и только когда тебе врежут кирпичом по башке, тут и выясняется, что был ты уникальной личностью, и эта уникальность даже после смерти проявляется.
Хотя чего удивительного? Все выдающиеся личности чаще всего признавались таковыми после своей смерти. А этот покойник признания ждать не стал, он взял и самостоятельно возвысился повыше Александрийского столпа.