Самолет перестал слушаться штурвала, и Мейслер торопливо откинул колпак, выбираясь наружу. Он расчетливо затянул прыжок, чтобы его не расстреляли в воздухе. Впрочем, русский оказался не слишком кровожадным. Болтаясь на стропах под куполом, наполнившимся морозным воздухом, Мейслер с отчаянием наблюдал, как русский пошел за уходящими немецкими самолетами и атаковал Бранхорста.
Земля стремительно приближалась, и Мейслеру стало не до наблюдений. Он упал в сугроб, и снежное облако на мгновение ослепило его, снег залепил разгоряченное лицо и потек стремительно тающими струйками, которые тут же сушил суровый русский мороз.
Мейслер освободился от парашюта, сделал несколько неверных шагов по глубокому снегу и увидел, что к нему бегут русские солдаты. Они что-то азартно кричали, наверное, предлагали ему сдаться в плен. Но Мейслер не собирался сдаваться в плен.
Он достал вальтер и пять раз выстрелил в сторону приближающихся русских, испугался, что не успеет сделать главного, неловко вскинул горячий ствол к шлемофону, сделав последний свой выстрел — шестой.
И уже не увидел окружающих его солдат.
— Вот ведь сука! — сказал отделенный Смирнов. — Мы ведь ему кричали. Сука, Петухову в плечо попал, Антохина зацепил и себя кончил.
— В плен не хотел сдаваться, — сказал низкорослый боец со злыми глазами. — Видно, было чего бояться!
Отделенный Смирнов перевернул мертвого немца на спину.
Уже ненужный вальтер отлетел в сторону, и стало видно решительное безусое молодое лицо, усеянное веснушками. Из-под шлемофона светлели короткие волосы. Молния на комбинезоне из «чертовой кожи» разошлась, и на шее, там, где сходился воротничок форменной рубахи, блеснул Железный крест.
— Гордый фриц, — сказал Смирнов, вытирая руки о белый шелк парашюта. — В плен сдаваться не захотел. Одно слово — ас!
На счету Мейслера было тридцать сбитых русских самолетов. У русского летчика Николая Власова он был всего лишь третьим, но и четвертый сбитый им самолет, испуская струйки дыма, уже терял высоту.
По Волге плыли мертвецы.
Их было много и почти все гражданские, даже дети — не иначе немцы пароход с людьми, эвакуированными из города, разбомбили. Трупы покачивались на волнах и плыли в сторону холодного уже Каспийского моря. Некоторые попадали в поставленные с утра сети, а с ними путались в сетях и чемоданы, сумки и прочее домашнее барахло да отдельные вещи.
— Давай! — требовательно сказал председатель черноярского рыбхоза Сухонин. — Давай, Павел Игнатьевич, не дело, если мы все так оставим. Вытаскивай их на берег.