— Милиция! — завывал убегающий Кобольд, его лицо исказила гримаса неподдельного ужаса, как — будто кровожадный ушастый зверюга преследовал его по пятам, хотя Заяц лежал под деревом недвижимый, стараясь успокоить разбущевавшийся пульс. Но страх не давал гному обернуться, штанишки спали ему до самых щиколоток, что замедлило бег до невозможного, но Кобольд, в панике, и не думал подтянуть бриджи, а продолжал перебирать кривыми тонкими ножками, на ту ширину, которую позволяли спавшие портки.
Наконец Принцесса подошла к Кобольду вплотную, он, мигом, головой вперёд, занырнул ей под юбки, обхватил ручками ногу, и по оставшемуся снаружи, оттопыренному голому заду было видно, как всё тельце гнома сотрясается от рыданий.
Немало времени понадобилось Закатиглазке, что бы успокоить перепуганного Кобольда, и уговорить вылезти из под ног, затем она вытерла его заплаканную физиономию, подтянула бриджи и застегнула их на подтяжки.
— Я полагаю вы достаточно набаловались? — спросила Принцесса обращаясь к будущим державникам — И мы можем продолжать путь?
Враждующие стороны согласились на временное перемирие, Кобольд сначала пошёл впереди, как проводник, но, тут, произошёл очередной инцидент — Заяц залез в карман передника, намереваясь путешевствовать с комфортом, на что Кобольд заявил, что он, тоже, желает ехать в кармашке. Поначалу условились, что пассажиры будут ехать в кармане по часу кадждый, но так как ни у кого не было часов, а те что были в медальоне у Принцессы, давно не работали, то отсчитывать время взялся Кобольд, правдо у него выходило, что в проезд Зайца, он досчитывался до трёх тысяч шестисот секунд в пять раз быстрее, чем в ходе собственной поездки. И дабы не было споров по этому поводу, Принцесса, под недовольные выкрики, заявила, что пешком идти будут все.
К полудню они вышли из лесу, оказашись перед горной грядой.
Вдоль кряжа проходил железнодорожный путь. Кобольд пояснил, что изначально железную дорогу хотели провести напрямую, пробив тоннель в скале, но, подумав, решили прокладывать в обход, делая крюк в двести пятьдесят миль, так как это увеличивало бюджет, который можно разворовать.
Мимо путников, визжа и гремя, промчался состав пассажирского поезда, Заяц с грустью разглядывал сидящих возле окон людей, представляя себя на их месте, Кобольд, тоже, не упустил удобного случая, скинул портки, и выставил на обозрение проезжающим свой зад, эту демонстрацию он сопровождал неприличными жестами, и криками, о том, что он здесь главный, и о ничтожности всех находивщихся в вагонах. Кричал он с такой самоотдачей, как — будто пассажиры действительно могли его услышать.