Подъём к перевалу, ведущему в долину, занял всё светлое время суток, и заночивать путникам пришлось на отроге горы, Кобольд чувствовал себя прекрасно, переругивался с горным эхом, выясняя кто начальник, в кармане бриджей у него оказался фунфырик с настойкой боярышника, который он с большим удовольствием употребил, и благодаря высоте напиток ударил ему в голову с тройной силой, после, он справил малую нужду в пропасть, стоя у самого края и покачиваясь, ибо считал, что нет большей в мире красоты, чем ссать с огромной высоты.
Принцесса же с Зайцем страдали от высотной болезни, и если, Закатиглазка держалась, благодаря закалке, то Зайца гипоксия совсем доконала, он валялся, как мешок с требухой, стонал и пускал слюни.
Принцесса руками, благо имела железные пальцы, тренерованые на погрузке угля пригоршнями, вырыла углубление, что бы спрятаться от ветра и ночного холода, и забралась в него, держа на руках Зайца завёрнутого в передник.
Кобольд заснул, завалившись меж двух валунов, и испускал богатырский храп, повторяемый эхом, до самого рассвета.
На второй день начался спуск и Заяц, уже, смог самостоятельно идти, не держась за юбку Принцессы. К полудню они достигли перевала, и замерли, восхищённые открывшимся видом, их взорам предстала долина покрытая голубой дымкой, вся утопающая в зелени, перерезанная линиями рек, берущих начало от многоуровневых водопадов, рёв которых доносился до слуха золотоискателей.
— А где же выжженная земля? — тихо спросил Заяц.
— Так говорили по телевизору, — так же тихо ответил Кобольд — так что это вполне могло быть, просто, получилось наоборот.
Заяц посмотрел на Кобольда непонимающими глазами.
— Ну не был я здесь, — признался Кобольд — зато много слыхал про эти места.
— Выходит, что и про туташнею ведьму, ты, тоже, только, слыхал? — теперь спрашивала Закатиглазка.
— Ясно, что, только, слыхал, — огрызнулся Кобольд — если бы я её видел лично, как бы я выжил?
— Понятно, — констатировала Принцесса, и они продолжили спускаться.
Через два часа, они, наконец, вошли в долину, зелёный, пушистый травяной ковёр как — будто сам понёс их, совершенно лишив усталости ноги, птицы заливались пеньем на тысячи голосов, воздух был наполнен ароматами полевых цветов и разнотравья.
— Персики! — заорал Заяц, тыча пальцем на рощицу из невысоких деревьев, ветви которых стелились по самой земле, и, действительно, были усеяны большущими оранжево — красными плодами.
Кобольд с Зайцем наперегонки побежали в рощу.
Заяц жадно грыз персики, обливаясь соком, несрывая, прямо с веток. Кобольд же, надкусывал фрукты и выбрасывал.