У неба границ не было. Тонкий слой облаков, голубое марево атмосферы – и бесконечная бездна вселенной за ними. Веронике казалось, что она может упасть. Не на пыльную мостовую – туда, в небо. В пустоту.
Она шла осторожно, медленно, оглядываясь по сторонам, с опаской вдыхая непривычно горячий воздух. Ей стало жарко, хотелось снять кардиган – но под ним была блузка без рукавов, и все руки тоже пришлось бы мазать кремом. Тим шел чуть поодаль и пристально наблюдал за Вероникой, словно следовал за диким зверем.
Пару кварталов спустя Вероника обернулась.
– Это точно не опасно? – она показала свои руки.
– Точно, – кивнул Тим.
– Но ведь у всех «чистых» детей полная непереносимость ультрафиолета.
– Во-первых, не у всех. А во-вторых, это так. Но не потому, что они «чистые».
– Тогда почему?
– Из-за суппрессивов.
Вероника нахмурилась.
– Фоточувствительность обнаруживается с самого рождения. А суппрессивы начинают принимать в четырнадцать-пятнадцать.
– Верно. Но доноры, предоставлявшие клетки, уже принимали суппрессивы. У «чистых» после пяти фоточувствительность приходит в норму. Но им об этом никто не говорит. А затем они сами начинают принимать препараты. И снова не могут выходить на солнце. Если не хотят гарантированной онкологии.
– Но почему здесь об этом никто не знает? – удивилась Вероника. – «Чистых» изучали вдоль и поперек, тысячи исследований опубликовано. Почему никто не знает, что все дело в суппрессивах?
– Вот об этом я и пишу, – стекла очков блеснули – куда ярче, чем обычно, будто вся нестерпимая белизна неба отразилась разом. Вероника отвернулась и посмотрела туда, где улица заканчивалась странной пустотой.
– Там океан? – догадалась она.
Тим кивнул.
Оставшиеся несколько кварталов они прошли в полном молчании, и Вероника слышала бормотание голосов из открытых окон квартир, шум соседней улицы в Зоне, и еще далекий, глубокий, ровный гул, который становился все громче, постепенно заглушая собой все остальные звуки. Улица закончилась, упершись в заброшенную набережную, за которой простирался широкий пляж – и океан.
Вероника остановилась на краю растрескавшегося бетонного тротуара. От ее ног белесый песок уходил к воде – а там мягко и настойчиво, одна за другой на него обрушивались волны, грязно-серые в слишком ярком свете солнца.
Океан тоже был бесконечным – но в отличие от неба не отпугивал, а, наоборот, притягивал к себе, манил прикоснуться, ощутить спокойную мощь прибоя. Собранный из безликих капель, он был живым, дышал и даже, кажется, разговаривал. Рассказывал о чем-то.
– Хочешь подойти ближе? – спросил Тим, все так же пристально заглядывая Веронике в лицо.