Близнецы заметили.
Они встали и, держась за руки, медленно двинулись к ее дому.
— Слава Богу… Идут, слава Богу, — выдохнула Сара.
Шли, приближались братья.
Спасенье.
Спасенье ли?
Она опять замахала руками.
— Солдат! — кричала она беззвучно.
И крик этот шел из глубины души:
— Солдат!
Махала руками, звала:
— Солдатик…
Он ведь близко, рядом, можно рукой подать.
Даже в зеркале, большом зеркале ее спальни отражались серые бетонные стены с трубами по бокам и сбегавшее вниз голубое дно.
Там, на сухом, безводном дне и прикорнул он, забившись в угол.
Сидел в глубине, широко раскинув ноги и привалившись спиной к стене: матерчатая фуражка съехала на глаза, вещмешок и винтовка на коленях.
Спал солдат.
Не видел ее рук, махавших, плескавших, вытекавших из окна, точно белые речки, которые к устью сужаются, разбегаются протоками, уходят в землю, из земли и взявшись.
Не слышал исторгнутый ею крик.
Спал.
Как убитый.
Может, и впрямь убитый?
Она усмехнулась.
Ему, наверно, другая снилась.
Солдат ведь.
На войну отправился.
Та что же тут удивляться?
Она не стала вставлять сетку и закрывать окно, а вернулась в гостиную ждать, когда близнецы позвонят снизу, чтобы сразу открыть им.
Все-таки хорошо.
Пусть близнецы. Пусть двойни эти.
Когда прозвенел звонок, она сняла надтреснутую трубку, нажала кнопку и услышала, как щелкнула задвижка внизу, как открылась и снова закрылась дверь подъезда.
Так и стояла перед дверью.
Ждала, пока подымется лифт.
И когда лифт подошел, она не дожидаясь звонка, распахнула дверь.
Распахнула и застыла, оцепенев: перед ней были трое — два близнеца и Бени.
А близнецы опять с водой явились.
И где только ведра взяли?
В самом деле, где братья каждый раз находят ведра? Откуда берут их, приходя к ней?
Ни разу не подумала: откуда ведра.
На этот раз ведра были одного цвета — желтые, таких еще не приносили, и полные, как обычно.
Желтые ведра приблизились к порогу, и она посторонилась.
А когда посторонилась, все трое ввалились внутрь, и Бени захлопнул дверь.
Только тут она очнулась, испуганно огляделась, но было не убежать, не скрыться, и она лишь отступила на шаг, не зная, что ей делать.
Можно было только кричать, звать на помощь.
И она звала, кричала.
— Давид! — кричала про себя.
— Йона!
— Солдат!
— Шмулик!
И в глазах темнело от этого беззвучного крика.
А Бени смотрел на нее так же, как вчера Ахмед.
45.
Может, во всем виноват был чужой халат.
Слишком короткий, узкий, верхняя пуговица не сходилась и нижняя тоже, и белели длинные ноги — гладкие, длинные, словно шли от шеи, а под шеей — высокая, глубоко открытая грудь, она-то и не давала застегнуться верхней пуговице.