— Илья Муромец, — усмехнулся флиртовец, — но вряд ли тебе, дядя Пуд, повезет. Сизиф ты наш.
— Посмотрим, — антрепренер запахнул шубу, — можем и поспорить. И дружок твой нас рассудит. Сколько ставишь?
— Не буду я с тобой спорить, — отмахнулся Фалалей, — мне некогда. А дружок мой тоже журналист, имей в виду, да присмотрись к нему — тоже в гимнастический зал ходит.
Дядя Пуд протянул руку Самсону, крепко пожал ладонь рослого красавца и поморщился.
— Силы мало, мясо требуется нарастить. Может, олимпийским чемпионом станешь. Хочешь?
— Я об этом не думал, — пролепетал потерянный Самсон.
— Думать надо обо всем, — дядя Пуд назидательно поднял вверх украшенный массивным перстнем палец, — пошли выпьем, хотя бы согреемся.
— Нам некогда, у нас дела, — сказал Фалалей, оттесняя дядю Пуда от юноши. — Бежать надо, дань нашей шемаханской царице собирать.
— Ничего вам не надо, — ухмыльнулся дядя Пуд, — врете вы все. Ваша царица только что в англиканскую церковь отправилась. Под ручку с индусом — ослепительной красоты мужчина!
Помощник дознавателя Лев Милеевич Лапочкин не мыслил свое существование без сыскного дела, и хотя возраст его уже подбирался к той черте, за которой неумолимо наступала пора пенсии, он всеми силами гнал из сознания думы о том, что последние годы своей жизни принужден будет сидеть в четырех стенах, превратится в заурядного брюзгу в халате. Возраст возрастом, но ведь сил еще предостаточно, ноги еще носят, глаза — остры. И кто это придумал такой бесчеловечный закон: уступать место молодым? Таким вот как его нынешний начальник? Человек-то вроде и неплохой, но зелен еще, и слишком страстям привержен. Следственное дело отбывает по чувству долга, а не по душе. Все время на часы посматривает… Да оно и понятно: впереди еще вечер, а значит, гулянки с друзьями, рестораны, развлечения, подружки…
Было бы полезно, если бы Тернов остепенился и зажил по-семейному, но, кажется, до этого еще далеко — вот и сейчас отправился в театр со своей подружкой. Лялечка, конечно, девица милая, но пустенькая и капризная, из актрисок, но не первых. На что надеется? Вот так по любовникам еще сто лет порхать? Ясно как Божий день, что Тернов на ней не женится.
Тут Лев Милеевич, осмелившийся сесть за начальственный стол и предавшийся глубокомысленным размышлениям, вздохнул: кто знает, может, и женится, ныне мезальянсы в почете, прогрессивными считаются, либеральными.
Сыщик закусил губу, — вечерами в одиночестве он часто мыслил яснее, чем днем. Возможно, тлетворно влиял на ясность ума старого служаки сам Тернов — он никогда не стыдился тех глупостей, которые, придя ему в голову, сразу вылетали в пространство. А возможно, Лапочкин боялся, что молодой начальник почтет мозги своего помощника косными и постарается выпроводить на пенсию.