Уолтер не знал, радоваться, что он только слышит голос, или признаться себе в том, что хотел бы еще хоть раз увидеть брата живым.
— Сколько ты таких поставил за свою жизнь?
— Немного. Я не захотел быть протезистом — это скучная работа, механическая, — усмехнулся он собственной шутке. — Надеюсь, этот доктор Харрис правда знал, что делает.
— Почему я чувствую твое прикосновение? Это галлюцинации?
— Ты чувствуешь левой рукой, потому что она мертвая, Уолтер. Как и я. И под наркозом ты был ближе к мертвым, чем к живым — твой патер Морн для верности потребовал самый сильный. Хочешь меня увидеть, Уолтер?
Он молчал. Ему хватало переживаний и без Джека. Нужно было спасти Эльстер, освоиться с протезом, узнать, что за материалы разослала по редакциям перед смертью Лаура Вагнер. Нужно было понять, как жить дальше — беглому преступнику, без дохода, без документов, зато с девушкой, которую ищут люди, способные заставить застрелиться Лауру Вагнер.
Но он хотел. Прошлое, которое он похоронил и чью могилу старательно украсил сверху детскими обидами, глупыми недомолвками и почти подростковым протестом ожило на Альбионе, вырвалось наружу, стряхнув мишуру, растворившуюся в липкой смоле. Он больше не мог отворачиваться, не мог игнорировать свои сны и воспоминания, оживающие каждый раз, когда он слышал голос брата.
— Это ты убил Кэтрин? — тихо спросил он.
— Я не знаю, Уолтер. Ты же всегда верил, что не убивал.
— Не верил, — признался он. — Сомневался и сомневаюсь сейчас. Поэтому и слышу тебя. Убеждал себя, что ты не мог, что любил ее, убеждал Эльстер и на допросах говорил одно и то же: ты не убивал Кэт. Кого угодно, только не ее. Верил в это… а потом приходили сомнения.
— Почему, Уолтер? Почему ты не веришь в меня?
Он закрыл глаза. Образы, преследовавшие его во снах с самого Лигеплаца оживали, распускались ядовитыми цветами.
«Уолтер, спаси меня!»
«Прости меня…»
Джек просил поверить в него. И он не смог. Последней его просьбой была вера, и Уолтер его подвел. Подводил до сих пор, каждый день.
… Янтарные поленья, трещащие в камине, книга, соскользнувшая на пол — на пороге стоит Джек, и Уолтер не узнает его. Он падает на колени и протягивает к нему руки: «Уолтер, спаси меня!»
А потом…
— Уолтер, ты живой? — Эльстер трясла его за плечо. Он, вздрогнув, открыл глаза. — Тебе что, доктор сказал, что надо руку снова отпиливать?
— Нет, я… задумался.
— Ничего себе у тебя мысли — ты бы лицо свое видел, — серьезно сказала она. — Я чай принесла, тут в палатах холодно, как в прозекторской…
Она звенела чашками, а Уолтер наблюдал со смесью удивления и нежности. Обычные действия, привычные ритуалы, уютные звуки — ее запястья кажутся белыми в сером свете и темно-синие рукава платья только подчеркивают эту белизну, она медленно разливает чай, наполняющий воздух запахом горьких цитрусовых корок, и Уолтер слышит, как чай касается фарфоровой поверхности чашки.