— Ошибаетесь, Аграфена Никитична, — спокойно возразил Кирилл. — Выгляните в окно. Вот она сидит на скамеечке на той стороне улицы, меня поджидает.
Званцева метнулась к окну:
— Свят-свят-свят! Живая! Как же это? Давно ли сам Полипчук сказывал, что убили ее. Что за наваждение! Но все равно! Муж вы или не муж, жена она вам или не жена, ничего у вас с ней не выйдет! Нет у меня никакой ее вещи. Нет! Ничего я об этом не знаю и никакого разговора у нас с вами не было. Кто подтвердит, что вы тут выудили из меня? Где свидетели? А я где хочешь, хоть в милиции, хоть в суде так и скажу: ничего я об этой вещи слыхом не слыхала, и все это одни выдумки. Так что проваливайте отсюда, пока я не позвала мужиков-соседей, и больше носа не показывайте!
— Не торопитесь, Аграфена Никитична, уйти я успею. Только напомню, что свидетелей у меня предостаточно, взять хоть вашу бывшую соседку, вдову Маркела Ивановича Марчука. Да мне и не нужны никакие свидетели. Весь наш разговор записан вот здесь, — вынул Кирилл из сумки диктофон. — Вот, послушайте.
— Это еще что?
— А вы слушайте, слушайте!
Раздался негромкий щелчок, и сразу:
«Здравствуйте, Аграфена Никитична, простите за беспокойство», «Здравствуйте, мил человек, чем могу служить?», «Я к вам с просьбой, Аграфена Никитична».
Кирилл выключил прибор:
— Поняли, Аграфена Никитична?
Та долго молчала. Потом проговорила с нескрываемой злобой:
— Все поняла. Говорите прямо, что хотите, в суд на меня подать, денег у меня вывертеть?
— Мог бы и в суд подать, обвинить вас в приобретении заведомо краденой вещи. Но я не стану делать этого. Деньги мне тоже не нужны. Скажу больше, я оставлю эту вещь у вас и никому не скажу, что у вас незаконно хранится вещь большой государственной ценности. Но при одном условии: если вы позволите мне сфотографировать страницы этой книги.
— Да зачем вам это?
— Нам, то есть мне и моей жене, очень важно знать, что написано в этой книге. Ведь это не просто книга, а дневник покойной матери Ольги, и в нем… Ну да буду с вами совершенно откровенным. Ольга очень больна. Что с ней, не может определить ни один врач. Знала об этом только ее мать. И именно это занесла в свой дневник. Теперь вы понимаете, как важно…
— Боже, что же вы сразу не сказали?
— А если б сказал? Так вы, ни слова не говоря, и выложили бы мне эту книгу?
— Кто знает… Может, и впрямь поопасалась бы, — призналась Званцева. — Ведь в свое время мы все наши денежки в эту вещь всадили. Почитай, все мое богатство теперь в ней. А вы мне с этой ведьмой, вдовой Марчука, да еще с магнитофоном… Уж так меня прижали, что не знаю, что и делать…