— Пожега взяла мои дары и долго над ними сидела, — наговорила Сольмира тихо. — Руками по хамцам водила, носом их обнюхивала, головой качала… Как будто слушала что-то, а после обещала горю помочь. «Одно горе другим выгоню», — вот ее слова.
Сольмира тихо засмеялась, и от этого звука у Наташи мурашки побежали по коже. Что там ливонцы с их мечами, что там чудовище, которое подстерегло Наташу в лабиринте и от которого она еле вырвалась! То было мужское злодейство, поняла она вдруг, кровавое, откровенное, творимое при солнечном свете. Куда мужскому злодейству тягаться с женским, тайным, ночным!
Нет ничего страшнее злой женщины. И ни одному мужчине не победить ее, потому что он никогда не догадается заранее, откуда будет нанесен смертельный удар.
Не знал этого и златокудрый муж Сольмиры, которого глупая рукодельница сама приворожила к чужой невесте. А случилось вот что.
Когда настал срок, родила купеческая жена ребенка, да не простого: на свет явился мальчик с яркими золотыми волосами. Как увидел ребенка муж купчихи, так все ему стало ясно без единого слова. Закричал он от гнева, схватил нож и в один взмах перерезал горло неверной жене.
А мальчик смотрит на убийцу ясными глазками и улыбается. Ручки к нему тянет. Что тут поделаешь? И хотел он зарезать вместе с матерью ублюдка, а не смог. Бросил нож, схватил ребенка на руки и разрыдался. Так и нашли его. Утратил рассудок — а вместе с рассудком потерял и богатство. Делами стали заправлять какие-то двоюродные братья да племянники, а бедного дурака прогнали со двора.
— Разве тебе не было их жалко? — не выдержала Наташа. Пусть она и черный эльф, но есть предел всему, даже мести.
Сольмира рассмеялась, покачала головой.
— Ой, нет! Не жаль мне их было, совсем не жаль! Поделом обоим!
— Что же стало с твоим мужем? — опять спросила Наташа, заранее содрогаясь в предвкушении страшного рассказа.
В глубине души она не верила, что все это может оказаться правдой.
— А мужа моего я извела, — просто ответила Сольмира. — Подложила ему в питье траву, он и умер. Почернел лицом — поминай как звали. Хотели меня взять и пытать, да кто меня найдет? Забрала мои иголки и пяльца и ушла, куда глаза глядят. Ходила с тех пор по миру уже много лет, готовила девицам приданое, расшивала покрывала для церквей, и иногда и на продажу делала платки да пояса…
— Как же ты могла… после всего, что случилось… делать приданое невестам? — удивилась Наташа. — Разве вещи твоей работы не приносят несчастье?
— А это уже не мое дело, — сказала Сольмира. — Мои вещи — красивые, их охотно покупают. Кто после тех свадеб был счастлив, а кто нет, я того не проверяла и желания проверить не имею. Я так думаю, Наталья, светик мой: если люди хорошие и любят друг друга, они хоть какими вещами себя окружат, все будут счастливы. А если в человеке червоточинка есть, тут-то мой червячок в нее и залезет, и начнет изнутри томить, и прогрызет большую дырку… и все счастье в эту дырку выльется…