Это был трехмачтовик длиной в сорок три метра и шириной в тринадцать. Он принадлежал к типу «кравеель», что означало, что обшивка его была набрана не внакрой, как делалось на судах устаревшей конструкции, а вгладь, одна доска вплотную к другой.
Чтобы не ослабить этим прочность корпуса, судостроитель, работавший в Хорне на Зюйдер-Зее, одной из голландских верфей (кстати — по хваленым чертежам, составлявшим предмет особой гордости Кроуфилда!), значительно усилил шпангоуты. Кравеель была стройной и имела отличную оснастку.
Когда «Екатерину» только-только спустили со стапелей, оставался риск потерять корабль прямо в гавани.
Нередки бывали случаи, когда суда шли ко дну, так и не выйдя в море. Мореплаватель в те времена вынужден был целиком и полностью полагаться на судостроителя, ведь квалификационных комиссий не было. Браковщиков приводили к присяге, чтобы они могли честно решать, годны ли корабли к дальнему плаванию; однако браковщиков всегда не хватало. И они тоже совершали ошибки.
И хорошо, если корабль тонул прямо в гавани, без всякого ущерба от непогоды, ветра, волн или грунта. А если такое случалось вдали от берегов?
Нет, Кроуфилду положительно повезло. Опять же, чертежи… Это решало почти все.
Тимофей Бражников оценил кравеель по достоинству и милостиво согласился встать к штурвалу. Английская команда, состоявшая из десяти человек, приняла русского «пилота» без возражений.
Кораблем управляли по очереди Бражников, Кроуфилд и еще один матрос по имени Аткинсон, долговязый хмурый парень с огромным носом и маленькими проницательными глазками.
Аткинсон молча слушал Кроуфилда и выполнял все его повеления.
Бражников, естественно, имел на любой случай собственное мнение и никогда не стеснялся его высказывать. Поэтому «Екатерина» шла довольно причудливым курсом.
На пятый день плавания впереди показался корабль.
Бражников прищурил глаз.
— Это «Святая Анна», — определил он. — Флора Олсуфьича кубара. Он ведь тоже в Ревель идет, знаешь?
Кроуфилд, который вышел на палубу посмотреть, с кем Господь привел встретиться в открытом море, обрадовался несказанно.
— О! — воскликнул он. — Я ведь помню Флора Олсуфьича еще в те годы, когда он был юношей. Я его хотел нанять вместо умершего.
Бражников плюнул за борт.
— Хватит об покойнике! — воскликнул он. — Да сколько же можно! Как бы нам с ним не повстречаться!
— Это исключено, — серьезно ответил Кроуфилд. — Ибо покойник упокоился в волнах этого прекрасного серо-синего моря.
Бражников постучал себя пальцем по виску, намекая на явную умственную неполноценность «басурмана».