— Встань, — велела Пожега. — Тебе Сольмира рассказала?
— Да, — ответила Гвэрлум, поднимаясь и выпрямляя пишу с достоинством.
— Ну, и что она тебе рассказала? — продолжала допрос Пожега.
— Что ты можешь научить меня пользоваться травами… Госпожа Пожега! — выпалила Гвэрлум (вот где ролевой опыт пригодился!) — Много лет мечтаю я о власти над людьми. Такой, чтобы пользоваться ею во благо и никогда — во зло. Клянусь, никогда не стану я применять знания ради вреда…
— А кто от тебя требует? — перебила Пожега. — Кому это надо, чтобы ты никому не причиняла вреда? Кто ты такая, а?
— Я… не знаю, — отозвалась Наташа. — Женщина, — добавила она.
— Немногое это меняет, — отозвалась Пожега. — Могла бы быть и мужчиной. Мне это все равно. Хотеславец! — Она повернулась к избушке и пронзительно свистнула сквозь зубы. От такого посвиста «соловьего» впрямь травушкам-муравушкам осыпаться. У Наташи заложило в ушах. Она даже поморщилась.
Из избушки выступил, сильно хромая, мальчик-подросток. Подпрыгивая на каждом шагу и сильно тряся головой, он приблизился к старухе и остановился шагах в трех.
— Звали, тетенька? — осведомился он тонким, пронзительным голосом.
— Посмотри на них! — велела Пожега.
Мальчик уставился на Гвэрлум. Ей стало совсем не по себе. В лунном свете полудетское лицо казалось дьявольским. Что-то в нем было нечеловеческое. Хотя — что? Таких мальчиков любили снимать советские кинематографисты в середине восьмидесятых. Обычно таковые юноши изображали типично славянского ребенка: гражданская ли война, Великая ли Отечественная, а то и мирные будни где-нибудь в колхозе. Тонкий нос, узкий подбородок, торчащие скулы, небольшие серые глаза… Жидкие белокурые волосы. Прямые их пряди трогательно падают на бровь.
Такое лицо должно вызывать доверие и сочувствие. И в кино это получалось. А Хотеславец, хоть и полностью соответствовал этому типу, вызывал брезгливость и ужас.
Гвэрлум смотрела на него, как завороженная, и не могла отвести глаз.
Мальчишка был калекой. Должно быть, сильно расшибся в детстве. Одна нога была у него почти на пол-локтя короче другой и намного тоньше. Он подскакивал при каждом шаге, точно птица с перебитой лапой. Голову он держал косо, видимо, чтобы сохранять равновесие. И по той же причине сильно задирал плечо.
Гвэрлум чувствовала на себе его взгляд, который будто облеплял ее со всех сторон невидимой густой паутиной, и выбраться на волю из этой паутины было невозможно. Ей стало страшно.
«Власть над людьми, — напомнила себе Гвэрлум. — Держать в собственных руках жизнь молодого, сильного мужчины и знать, что только ты можешь его спасти… Что может быть слаще?»