Новгородская ведьма (Иволгина) - страница 75

Земля ходила под ногами ходуном. Бушби довольно спокойно наблюдал происходящее. Он рассудил, что его собственная смерть в любом случае не за горами, и решил не особенно волноваться. Годы беззаботной жизни на острове сирен изнежили его, приучили к безбедному существованию. Хоть и тосковал он по родине, но в глубине души сильно сомневался, что сможет там жить.

Кроуфилд развязал моряка, попавшего под власть сирен, и сильно избил его. То ли от привычного почтения к капитану, то ли очумев от побоев, но он скоро пришел в себя и взялся за дело наравне с остальными. Кроуфилд покуривал трубку и распоряжался. Бражников, непрерывно ругаясь (хорошо, что англичане не понимали практически ничего из того, что он изрыгал!) и лихорадочно поглощая то один напиток, то другой, находился в самой гуще восстановительных работ.

Возможно, именно благодаря его неукротимой энергии, «Екатерина» сумела отчалить от бешено раскачивающихся берегов острова сирен за час до того, как этот клочок суши начал погружение в океанские глубины.

— Вот и все тебе, — вымолвил Бражников, глядя, как прыгающий среди волн холм с золотыми куполами постепенно становится все меньше и меньше. — И никаких сирен… Господи, скорей бы Ревель! Там, говорят, самые красивые девки по всей Эстляндии — никакие сирены им не чета!

Наташа появлялась в доме и таила от домочадцев блестящие глаза. Она теперь знала тайну. И не одну — потому что великая тайна жизни и смерти состояла из множества отдельных секретов. Можно управлять самой смертью, отсрочив ее приход или ускорив его. А есть еще промежуточные состояния.

Умелая травница в силах, к примеру, сделать так, чтобы человек и не жил, и не умирал — и держать его в этом положении достаточно долго, чтобы он успел осознать: существуют на свете силы, не подвластные обычному человеку.

Наташа знала теперь заветную дорогу к Пожеге. Ей казалось, что ноги сами несут ее к крыльцу затерянной в лесу хибары. Иногда на половине пути ее встречал пакостный мальчишка-калека и скакал рядом до самого дома, то и дело норовя задеть плечом. И всякий раз, когда ему это удавалось, он заливался тихим, идиотским смехом.