— Добрый вечер, прелестное дитя. Как занятия? Замучили вас науками? Одевайтесь для выхода, я хочу вас немного развлечь, не все же заниматься. Поужинаем в городе… Да что с вами, Дениз? Почему вы шарахаетесь от меня?
Дениз пролепетала что-то совершенно невнятное о головной боли, не договорила, запуталась и разразилась слезами.
— Эээ, что за беда? Что стряслось? — Он подошел к столу, поворошил пачку мадамкатиных фотографий и потемнел лицом.
— Откуда это здесь?
— Мммадам Ккаттти, — пролепетала Дениз и заплакала еще горше.
Гастон пробормотал что-то неразборчивое себе под нос, добавил еще про Лафонтена и услужливого медведя, сгреб картинки и вышел. Вернулся он минут десять спустя, принужденно улыбаясь.
— Дорогая девочка, произошло недоразумение. Вы не так поняли друг друга, только и всего. Но пусть это вас больше не тревожит — мадам Кати, к нашему сожалению, больше не сможет уделять вам внимание. Дела, знаете, дела. Я найду вам другую наставницу. А сейчас умойтесь холодной водой и оденьтесь к выходу: мы идем в оперетту. Сегодня премьера: «Граф Люксембург»! Вы были в оперетте, дитя мое?
Узнав, что Дениз никогда не бывала не только в оперетте, но и вообще нигде, кроме синематографа, он повеселел и сделал движение потрепать ее по плечу, но сдержался.
— Итак, через полчаса. Наденьте драгоценности, но не очень много. Жду вас в холле.
Дениз, понемногу приходя в себя, осознала, что ужасы, изложенные мадам, во всяком случае, откладываются, да и Гастон никак не похож на тех ненормальных быков с фотографий. Она умылась ледяной водой, высморкалась, растерянно посмотрела на кучу косметики возле зеркала и решила ничего на лице не красить. Причесавшись и напудрив нос, она надела фильдеперсовые чулки, бледно-салатное скромное платье (это она думала, что оно скромное — на самом деле платье было сшито парижским портным из тончайшего кашемира и стоило как хорошая лошадь), багряную капельку на тонкой цепочке на шею и подходящую заколку в рыжие волосы — и сочла себя вполне готовой. Ах да, нужна еще сумочка — а вот и она, темно-зеленая бархатная, расшитая бисером и с золотой цепочкой вместо ручки. Сунув туда несколько носовых платков и зеркальце, она прерывисто вздохнула, всхлипнула еще раз и направилась в холл.
Марсельская оперетта поразила ее сиянием огней в хрустальных люстрах, роскошью бархатно-вишневых лож, ослепительной публикой — совершенно фантастический мир! В вестибюле важно прогуливались увешанные брильянтами царственные старухи с веерами, блестящие военные при полном параде, фрачные молодые и не очень молодые кавалеры… Гастон отвел ее в ложу и представил сидевшим там пожилой даме и господину как свою дальнюю родственницу из Тулузы. Кто были дама и господин — Дениз тут же забыла. А когда началась оперетта, музыка, пение, танцы, овации, букеты, буфет с пирожными и Клико (Дениз на всякий случай пила очень мало), крики «Браво, бис!» — весь этот праздник окончательно развеял ее страхи. Гастон с удовольствием наблюдал за ней — сам он давно пресытился и опереттой, и варьете, но свежая и непосредственная реакция Дениз буквально вливала в него утраченную радость жизни. Он со знанием дела объяснял ей все и про музыку, и про актерскую игру, и получал удовольствие от спектакля, как никогда.