Ее работоспособность подстегивалась всем увиденным в доме Гастона. Сам хозяин работал каждый день допоздна в своем кабинете с большой библиотекой, где Дениз однажды побывала. Он показал ей свое собрание диковинок со всего мира, хранившееся там. Объясняя ей происхождение севрских, вустерских, дрезденских и реджвудских фарфоровых пепельниц, Гастон вкратце описал ей историю европейского фарфора, рассказывая о гравюрах, висевших на стенах, называл имена художников, которые она поклялась выучить. Эрудицией он превосходил всех, с кем Дениз когда-нибудь общалась. В его обращении с девушкой была учтивость воспитанного мужчины и нетерпение старшего брата поскорее отделаться от надоедливой сестренки. Это задевало Дениз тем более, что она ничем не могла заинтересовать его. Рядом с ним ей нечем, кроме своего титула, было гордиться. Она смутно понимала, что его успехи — это результат постоянных усилий, непрекращающегося напряжения воли и интеллекта.
Мадам Роже продолжала заниматься ее общим образованием. Они по-прежнему дважды в неделю бывали в ресторанах и модных кафе Марселя, и хорошенькое лицо Дениз примелькалось среди светской толпы посетителей.
Дениз стала читать художественные журналы с их чудесными иллюстрациями. Она не могла, конечно, понять все тонкости разногласий фовистов и импрессионистов, идейные установки символизма и модернизма, но великолепие балансировавшего на невиданной высоте перед своим падением в примитивизм жестокого века современного искусства она постигала, разглядывая картины художников «Наби», фотографии скульптур Родена и Майоля, графику Бердсли, сказочные иллюстрации Моро и Шаванна. Оценив ее увлечение, мадам Роже подарила Дениз лишние свободные часы и она полюбила, укутавшись в плед, рассматривать репродукции Редона, Дени и Вюйяра, сидя в кресле около камина. Однажды ей попался журнал, рассказывающий о Сецессионе, с картинами Климта. Юдифь, затканная в пеструю одежду, сливающуюся с фоном картины, и Даная, принимающая в себя золотой дождь, поразили ее. Художники воспевали творение Бога, и чувственность созданной Им скорлупы была неотъемлемой частью искусства.
Дениз всей душой понимала правоту тех, кто восхищался этой, неясно осознаваемой ею, стороной жизни. То, что было безобразным в руках мадам Кати, становилось прекрасным, украшенное человеческим чувством. Она стала думать об этой тайне, которую когда-то ей должна открыть жизнь. То, что в доме Гастона ей не угрожало ничего, совершенное против ее воли, она уже поняла. Гастон как будто даже избегал ее, они еще раз выезжали в оперу, слушали «Волшебную флейту», а в конце сентября он вообще все время был занят.