Да кроме того, Гастон и не предлагал ей этого. Хотя своего глубокого чувства он не скрывал. Как-то во время воскресного посещения аэродрома она все-таки собралась с духом и спросила, нельзя ли ей хоть немножко полетать на аэроплане. Гастон ответил с неожиданной жесткостью:
— Совершенно исключено. Это слишком опасно, и не будем больше говорить об этом, дорогая.
В автомобиле по дороге домой, видя, как она огорчилась отказом и его резким тоном, он сжал ее локоть и сказал мягче:
— Вы — самое дорогое, что у меня есть. Я не могу доверить вас этим летающим этажеркам. Скорее я полетел бы сам, но и в этом не вижу пока никакой надобности. А если что-то случится с вами — моя жизнь будет кончена.
— Мы могли бы полететь вместе! И если суждено погибнуть — вместе разобьемся…
— Сейчас мне как никогда хочется жить, — сказал он очень серьезно и прижал ее руку к своей щеке.
Но о браке он не заговаривал. И она, конечно, тоже. Впрочем, ее устраивало нынешнее положение: она жила в его доме, училась, работала у него, в свободное время они выбирались то в театр, то в ресторан, то на прогулки. Иногда он приходил к ней ночью, иногда просил остаться у себя в спальне, и это было прекрасно… Эта сторона жизни тоже вселяла в нее сладкое и щемящее восхищение. Ужасы мадам Кати совершенно не имели к этому отношения. Между ними все было естественно и целомудренно. Все тонкости науки любви, которым постепенно и нежно обучал ее Гастон, казались ей само собой разумеющимися между теми, кто любит, и не могло в этом быть решительно ничего постыдного и грязного…
Так можно было бы жить всегда… Дениз не интересовало богатство Гастона, он давал ей все, что нужно для счастья — а нужно было ей, девочке из предместья, бедной цветочнице, не так уж много. Формальная сторона брака также не особенно ее волновала. Главное — быть с НИМ вместе. Правда, в последнее время он часто бывал мрачен и озабочен, Дениз объясняла это усталостью. Но появилось одно обстоятельство, которое грозило разрушить эту ее новую жизнь… У нее появилась Тайна.
…В этот вечер он был как-то особенно нежен. А когда, основательно нагулявшись, они уселись за столиком открытого кафе на набережной Сен-Лоран, откуда открывался чудесный вид на вечернее море и порт, он взял ее за руку и сказал:
— Дорогая, нам надо поговорить.
— О, почему так серьезно?
— К сожалению, да. Это серьезно. Нам лучше расстаться.
Дениз показалось, что она ослышалась. Скопление вечерних огней и их отражений в заливе задрожало и расплылось — мир, только что бывший таким прочным, распадался на куски, как детская мозаика. Расстаться? Как это? почему? разве это возможно?..