— Какие там у меня планы! Поедем, конечно. А куда?
— Да ты что, забыла? Ведь я тебе сколько уж толкую — погуляем денек-другой в Марселе, а потом завернем к моим. Познакомлю тебя с бабкой и дедом. Они у меня замечательные!
— А это удобно? — вяло спросила Дениз, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Да что ты! Они еще как рады будут. И тебе понравятся. А что это ты какая-то… грустная? Не заболела?
— Устала. Знаешь, Люсиль, я, пожалуй, посплю.
И Дениз поспешно улеглась на свою койку — разговаривать сейчас было выше ее сил, даже с Люси. А догадливая Люси не стала приставать — это вообще было не в ее правилах: захочет, расскажет сама. Ясно ведь — что-то у нее на душе неладно.
Назавтра к полудню работы на винограднике были закончены. К вечеру погрузили последние корзины, работницы получили расчет в конторе. А потом, по традиции, им позволили набрать немного винограда из оставшегося на лозах. Девушки, которые ехали прямо домой, увлеченно высматривали и собирали в корзинки незамеченные при уборке гроздья. Люсиль и Дениз большие припасы в дорогу были ни к чему, и они, набрав немного медово-сладких ягод, уселись на разогретом ласковым осенним солнцем пригорке. Люсиль, как бы невзначай, принялась рассказывать про своего жениха, матроса, плававшего на одном корабле с ее братом Туссеном.
— Хороший парень Жан-Пьер, простой, веселый, приехал как-то с Туссеном в отпуск к нам в гости, а потом опять… Глаз на меня положил, и мне он по сердцу. И бабушка с дедом полюбили его. Росточком, правда, невелик, но ведь и я не каланча. Ну, мы и обручились. Только видимся редко: он плавает, а я вот кочую. Такой уж у меня характер непоседливый, да и замуж мне еще рано. А он мне верит — знает, что я никого до себя не допущу, раз с ним помолвлена. Мое слово — кремень. И я ему верю, не тот он человек, чтобы врать. Скучаю, конечно, а что на месте сидеть — надо мир посмотреть, пока семеро за подол не цепляются. А настанет пора — заведем детишек, дом, огород, тогда уж я угомонюсь. Буду на берегу ждать…
Дениз выслушала Люсиль с сочувствием, и, не в силах нести одна гнетущую ее печаль, рассказала свою грустную повесть.
— А, художник! Знаю. Он каждое лето приезжает сюда на этюды. Тут тихо, хорошо. Места — красивее нет. Живет у старого Лекока на маяке. Хороший мужик, тихий, вежливый, но необщительный. С девушками не гуляет, на танцы не ходит… Все мазюкает. И как только ты его подцепила! И что, поссорились?
— В том-то и дело, что нет! Если бы я не придумала эту глупость с богатым папочкой! Он не отступился бы от меня! Я знаю, он тоже меня полюбил. Смотри, вот письмо, прощальное!