Что бы ни говорила Патрисия, она, конечно, очень переживала за мать. И как оказалось, не зря. Этой же ночью Стефании стало плохо. Была ли перемена погоды тому причиной, или странные завывания какого-то зверя в саду и крики слуг, полночи пытавшихся этого зверя поймать, или волнения по поводу отъезда дочери? Так или иначе, утром Стефания не встала с постели, и Патрисия всерьез задумалась, не отложить ли ей отъезд.
Однако мать категорически заявила, что с ней все будет хорошо, а вот что там с Франсуа, с детьми — совершенно неизвестно, и в конце концов, у Пат есть долг перед семьей, а здесь и без нее найдется кому о ней позаботиться. Стефания была настойчива и убедительна, и Патрисия решила ничего не менять в своих планах. Несмотря даже на намеки Эстебана, что в прошлый раз, тогда, до приезда молодой синьоры, вот с такого же точно приступа все и началось. Но вечером, когда Патрисия уже собиралась идти спать, служанка передала ей записку, принесенную почтальоном.
Патрисия готова была разрыдаться. Опять! Опять, как и 3 месяца назад, когда она тоже собралась было уезжать во Францию — но подобные записки остановили ее. Вовсе не только здоровье матушки было причиной столь долгого пребывания Патрисии в Венесуэле. Собственно говоря, Стефания, действительно сильно сдавшая после смерти мужа, не была так уж серьезно больна…
Если бы она хотя бы знала, чего от нее хотят! Когда два года назад Патрисия получила письмо от неизвестного, узнавшего ее тайну, она была уверена, что это обыкновенный шантаж. Она была в панике, она совершенно не представляла себе, что будет делать — заплатит? припугнет? — но по крайней мере это было что-то понятное. Но дальше началось странное. Она ожидала, что шантажист проявится сразу же, едва она окажется в Венесуэле, но никто не обращался к ней несколько месяцев. Потом, нагостившись и убедившись, что здоровью Стефании ничего серьезного не угрожает, она засобиралась домой — и сразу же получила первую записку.
«Вы собираетесь покинуть нас, забыв, что здесь кое-кто ждет вас…» Или что-то в этом роде. И угроза, что если она уедет, «не вернув долга», то потом пожалеет. Но какой долг она могла вернуть, если у нее никто ничего не требовал? Были, впрочем, и требования. Прийти ночью — в полночь, прямо детский сад какой-то! — к тому самому мосту, где когда-то она встречалась с Педрито. У нее тогда мелькнула мысль, что, может, это Педро и есть? И она пошла. И как дура проторчала три часа под дождем, но никто к ней так и не подошел.
Потом были еще записки, невнятные угрозы, страшные и нелепые вещи, вроде детских башмачков, залитых красной краской. И везде повторяющийся рефрен: не уезжай, пока не отдашь долг. Вот и теперь: