Лед постепенно начинал розоветь, розоватые блики уже близкого солнца в теплые тона окрасили палубные надстройки. Где-то кто-то на корабле хлопнул наружной дверью. Маркевич оглянулся, но не увидел никого. Только сейчас он заметил на стальной палубе полубака, рядом с брашпилем, какую-то массивную, выкованную из толстых стальных полос площадку, еще и суриком не покрытую. Понял, что скоро здесь установят носовое орудие, и одобрительно кивнул головой: правильно, тогда нас голыми руками не взять. Хорошо бы и на корму такое же, а на мостик, на оба крыла, по пулемету… Долго ли продлится ремонт? Надо кончать, поднажать на заводских — ведь навигация и в самом деле не за горами!
Чувствуя, как начинает охватывать нетерпеливая жажда деятельности, большой работы, Алексей двинулся к трапу — в каюту, переодеться, скоро утро — и увидел Лагутина, появившегося на спардеке.
— Леша! — заторопился навстречу к нему Семен. — Послушай-ка, Леш…
— Товарищ капитан! Строго остановил его Маркевич.
И Семен сразу понял свою ошибку, покраснел, поднес руку к козырьку фуражки:
— Доброе утро, товарищ капитан!
— Доброе утро.
— Разрешите обратиться за распоряжениями на дневные работы.
— В восемь ноль-ноль прошу ко мне в каюту.
— Есть!
— Матроса Яблокова пришлите сейчас.
— Есть, товарищ капитан!
Раздеваясь в каюте, Алексей мельком взглянул на свое отражение в зеркале: не видны ли на лице следы бессонной ночи?
— Да-да! — ответил он на стук в дверь. — Прошу!
Яблоков замер у порога — ни тени удивления на бесстрастном, чуть косоглазом лице, а только полное собственного достоинства ожидание. Маркевич бросил на него быстрый взгляд: дорогой ты мой увалень, неугомонный хлопотун, как бы хотелось обнять тебя, хлопнуть дружески по гулкой, могучей груди, вызвать добрую улыбку!
— Звали, товарищ капитан? — спросил матрос.
— Звал. Штурман Лагутин докладывал мне, что в отсутствие боцмана вы заведовали палубным хозяйством. Так?
— Так.
— Расскажите, что у нас есть, чего не хватает, что затребовать в отделе снабжения. Учтите, скоро в море, нужно предусмотреть все необходимое.
— Понимаю, — Яблоков, сосредоточиваясь, наморщил лоб. — Разрешите докладывать?
— Прошу.
Острая, цепкая память, надежно хранящая все, что касается судна, была отличительной чертой простоватого с виду матроса. Он и сейчас начал перечислять — неторопливо, обстоятельно, загибая огрубевшие на всю жизнь пальцы то на одной, то на другой руке: сколько олифы и красок потребуется для окончания покраски парохода; какие блоки нужны для оснастки стрел и шлюпбалок; какого сечения тросов не хватает на корабле… Алексей слушал и как недавно при встрече с молоденьким вахтенным у трапа, так и сейчас опять вспоминал себя, почти такого же юного, много лет назад. Тогда, на «Павлине Виноградове», в Индийском океане, внезапно заболел боцман Сенькин, и капитан Сааров назначил боцманом его, матроса Алешу Маркевича. «Придется самому экипаж подбирать», — сказал недавно Василий Васильевич Глотов. «Ну что ж, вот и начнем…»