Ушеренко, кажется, и сам ожидал похвалы: приосанился, вытянулся во весь свой маленький рост, поблескивая глазами-вишнями. Но торжественное настроение испортил старший помощник. Голова его со сдвинутой на затылок фуражкой, с раскрасневшимся лицом и большим унылым носом показалась над верхним краем трапа, и бесстрастным голосом Ефим Борисович доложил:
— Товарищ капитан, у кочегара Гуслякова или вывих, или перелом ноги. Придется отправить на берег.
«Ч-черт! Мысленно выругался Маркевич. — Как его угораздило?» А вслух распорядился:
— Спустить шлюпку. Первую помощь оказали?
— Поскользнулся, упал, — Носиков сделал вид, что не расслышал вопроса. — Я сам схожу, устрою его в госпиталь…
Голова старпома скрылась так же внезапно, как появилась, и Алексей с неприязнью вздохнул: до чего нудный человек! И на мостик не поднялся, не доложил, как полагается. «Нет, Никанорыч, пожалуй, не ты, а я прав: не сработаться мне с ним, ни за что не сжиться…»
Чтобы не думать о Ефиме Борисовиче, он повернулся к Ушеренко:
— Ловко у тебя получилось. Раньше всех…
— Эт! — вяло отмахнулся Яков. — Думаешь, я специально? Хотел испробовать, как действует королева, хлопнул разок и угодил в самую точку: тревога! Ты только Домашневу не говори об этом — житья не даст.
Он помолчал, о чем-то подумав.
— Леш, — попросил, — можно, я хлопцев погоняю: потренирую? Которые от вахты свободны? Пушку им объясню: что к чему, как подносить снаряды, как заряжать…
— Не возражаю.
Ушеренко улыбнулся.
— Золотце в артрасчет просится, аж трясется весь: «дай пальнуть!» Горизонтального наводчика думаю из него сделать. Хочешь посмотреть, как примчится на полубак?
— А ну!
Яков сбежал с мостика, и через минуту по всему пароходу разнеслись громкие, прерывистые, электрические звонки. «Ого, даже колокола громкого боя успел установить!» — с одобрением подумал Маркевич, через обнос глядя в сторону полубака и на носовую палубу. Там, обгоняя друг друга, уже мчались поднятые сигналом тревоги матросы и кочегары. Но раньше всех взлетел по трапу на полубак Егор Матвеевич Закимовский. Он сразу прилип к краснофлотцу из бригады артиллерийских сборщиков, занявшему боевой пост наводчика, старательно повторяя каждое его движение, каждый жест, не видя и не слыша ничего, происходящего вокруг. Боцман Яблоков легко, как игрушечные подхватывал и передавал к пушке тяжелые блестящие снаряды, вместе с ним суетились, толкались мешая один другому, подвахтенные матросы и кочегары. Шум, суета, ругань стояли такие, что Маркевич поморщился: вот почему так саркастически усмехнулся штурвальный катера. «Не только ногу можно сломать, как Гусляков, но и головы лишиться». Хотел было прекратить нелепую суматоху, однако не стал вмешиваться. А чтобы не видеть этого подобия учения, не раздражаться, потихоньку ушел в каюту дописывать письмо матери.